Она предпочитала настоящую эротическую литургию, и к тому же бывшая воспитанница Святых сестер считала святотатством мять письмо любви между грудью Зебры и своей. Сославшись на лицейские строгости, она высвободилась, привела себя в порядок и хотела улизнуть, но Зебра, хоть и поостыл, удержал ее за руку.– Что ты тут делала?– Искала колечко.– Обручальное? – пробормотал он, и горло у него пересохло.– Нет, маленькое, с изумрудиком, которое подарил мне твой брат.– А-а… Ну что, нашла?– Нет.Избавившись от досмотра, Камилла юркнула в их общую спальню, схватила колечко с изумрудом и поспешила в уборную, где бросила его в унитаз. Спустив воду, облегченно вздохнула – теперь ее ложь стала правдой.Затем она села за руль своего старенького автомобиля и, подъехав к воротам, оглянулась – Зебра, не помня зла, посылал ей с крыльца прощальный воздушный поцелуй.Оставшись один, Гаспар содрогнулся. Когда Камилла уехала, он силился унять смятение при мысли о том, что, как знать, может, он видел ее в последний раз. Это помогло ему раздуть пламя, и вновь вернулась та же страсть, что и полгода назад, когда он шагал из угла в угол комнаты для ожидания в приемном покое больницы; правда, его мучило немало вопросов. Он спрашивал себя, не была ли эта мысленная уловка доказательством неискренности его чувств. Тем не менее он желал свою жену, как другие желают чужих жен. Но он ощущал свою любовь, только когда занимался ею. Господи, как он ненавидел мелкие заботы, из которых сотканы будни! Если бы ему было дано переделать мир, он бы сотворил его из папье-маше, материала, из которого изготовляют театральные декорации, чтобы можно было жить как на сцене, точнее, как в трагедии, где каждый эпизод задуман для того, чтобы захватывать публику и вызывать вдохновение у актеров.Зебра был одновременно зрителем и актером, он решил стать трагиком в своей супружеской жизни. Наплевав на дела, вернулся в их общую спальню. Клиенты прекрасно могут подождать, в его жизни они не более чем сменяющие друг друга силуэты, да и его контора – не главная декорация.В корзине с грязным бельем он нашел кофточку и чулки Камиллы. Долго вдыхал их запах, зарывшись лицом в складки материи, затем принялся лихорадочно покрывать их поцелуями, из глаз его лились самые настоящие слезы. Он вспомнил тот вечер, когда Камилла разбилась по дороге на преподавательский банкет. Зебра должен был тысячу раз поцеловать ее перед тем, как она тронулась в путь. Гаспар воображал себе – и это казалось ему почти естественным, – что и сегодня может случиться все что угодно: Камилла умрет или другой мужчина завладеет ее сердцем или же произойдет какая-нибудь катастрофа в том же духе. Он пожалел было, что отпустил ее, но тут же спохватился, подумав о том, что принуждением дела не поправишь. Ведь если он перестанет страдать, он тем самым перестанет оживлять свою страсть.На ночном столике Камиллы Гаспар нашел роман. Она в ту пору читала «Красное и черное». У многих страниц были загнуты уголки и какие-то фразы подчеркнуты простым карандашом. Зебра просмотрел все эти места и таким окольным путем проник в потаенные уголки сердца своей жены. Слова Стендаля воспроизвели для него все ее тревоги, разочарования и надежды. Теперь Гаспар, можно сказать, читал в душе своей жены, как в раскрытой книге. Ах, но почему же такая страстная женщина проявляла к нему лишь тихую привязанность? Зачем ему ее нежность?Он также мечтал о возвышенных восторгах госпожи Реналь. Наверное, можно вызвать такое же упоение и у Камиллы. «Для француза нет ничего невозможного, особенно в любви!» – выспренно воскликнул Зебра, не понимая, что он смешон.Камилла выехала на своей маленькой машине из городка Санси, где красовался их экстравагантный дом, построенный в XVIII веке неким оригиналом с любопытным родовым именем д'Ортолан, Ortolan (франц.) – садовая овсянка (птица).

откуда и название «дом Мироболанов», Mirobolant (франц.) – чудной.

придуманное местными острословами, которые за несколько поколений исказили имя первого владельца. Так вот, Камилла миновала Санси и поехала по дороге в Лаваль. Всего одиннадцать километров отделяли ее от лицея, где она преподавала.Камилла проехала мимо хибары Щелкунчиков, мужа и жены, по словам Зебры, злобных святош, которые давно вышли на пенсию, а прозвал их Зебра так потому, что они зловеще клацали вставными челюстями, когда изрыгали хулу на кого-нибудь. Нотариус говорил, что их глотки как нельзя лучше подходят для дачи ложных показаний и они не из тех, кто осторожно дозирует свой яд. Каждому из них просто необходимо ежедневно источать положенную порцию клеветы, чтобы очистить печень. При режиме Виши оба были рьяными доносчиками, а из подхалимства перед движением Освобождения требовали брить головы «сукам», грешившим с оккупантами.Камилла держалась за руль обеими руками и старалась сосредоточить все внимание на дороге, чтобы не думать о письме Незнакомца. Ее мучило острое желание вскрыть конверт. Перед первым красным огнем светофора она поймала себя на том, что лезет правой рукой в карман. Но одумалась и начала составлять список причин, по которым следовало запретить себе это удовольствие; затем, по зрелом размышлении, пришла к тому, что нераспечатанное письмо окутано ореолом тайны, а после прочтения окажется, что в нем нет ничего интересного. Каким бы лицемерным ни был этот довод, ему нельзя было отказать в логике.Камилла лихорадочно припарковала машину у лицея, выключила зажигание и, подышав на конверт, отогнула края клапана, прежде чем открыть его губами, то есть коснуться тех самых мест, которых касались губы Незнакомца, когда он послюнил закраины и заклеил конверт;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47