О, Хани, это чудесный план. Ему придется уйти в море, не насытив мной свою мерзкую страсть. Я умру от смеха!
— По-моему, это значит дразнить судьбу!
— Никогда бы не подумала, что правнучка ведьмы — такая трусиха. Ты приготовишь мне особое снадобье — смесь сока лютика, корицы и муки. Я намажусь этой пастой, и у меня станет больной вид. Если я покажусь с таким лицом в окне, когда он будет проходить мимо, то его страсть ко мне быстро остынет!
— Но никто не должен знать, кроме Эдуарда и нас двоих!
— Хани, мне не терпится начать. Я сейчас пройду прямо в спальню, жалуясь на головную боль. Я лягу в постель и пошлю Дженнет за горячим молочным пуншем. Затем ты пойдешь ко мне, и с этого момента у меня — потница и никто не должен подходить ко мне близко, кроме моей любимой сестры, которая была вместе со мной в Пеннихоумике и, возможно, также окажется жертвой болезни…
Мы вернулись домой. Когда один из конюхов принял у нас лошадей, я сказала так, чтобы он слышал:
— У меня голова как-то странно кружится и болит. Я пойду к себе.
— Я пришлю тебе питье, — сказала Хани, — пойди и ляг в постель.
И это было начало.
Новость распространилась быстро. Десять человек умерли в Пеннихоумике, и страшная болезнь дошла и до Труинд Грейнджа. Молодая хозяйка ухаживала за своей больной сестрой. Злосчастная судьба привела их в Пеннихоумик, и они занесли оттуда болезнь в Усадьбу.
Хани приказала, чтобы никто не смел входить в то крыло дома, где я уединялась в своей башенке. Еда приносилась в комнату у подножия винтовой лестницы. Хани спускалась и приносила блюда в мою спальню.
Эдуард не появлялся у меня; если бы он пришел, это выдало бы нас. Мы должны были поступать так, как будто я и в самом деле болела потливой лихорадкой, и за мной ходила сестра, возможно также подхватившая заразу.
В первый день было захватывающе интересно, потому что, как я и думала, Джейк Пенлайон не замедлил приехать.
У Хани была наготове составленная нами паста, и она намазала мне лицо. Я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Я лежала в постели, натянув одеяло до подбородка. Послышался его голос — звучный, созданный для команд с капитанского мостика.
— Прочь с дороги! Я иду наверх! Потница? Не верю!
Хани стояла у дверей, вся дрожа. Я застыла в ожидании. Он с силой распахнул дверь и остановился на пороге.
— Ради Бога, уходите, — шепотом сказала Хани. — Это безумие, что вы пришли сюда!
— Где она? Это трюк. Я не позволю себя дурачить! Хани попыталась удержать его.
— Мы ездили в Пеннихоумик, — сказала она, — разве вы не слышали? В Пеннихоумике люди мрут как мухи. Не рискуйте своей жизнью и жизнью многих других людей!
Он подошел к кровати и посмотрел на меня.
— Боже милостивый! — прошептал он, и мне захотелось расхохотаться.
«Он отстанет от меня навсегда», — подумала я и пробормотала, как бы в бреду:
— Кто там… Кэри… Это ты, Кэри… любовь моя…
И мне было странно, что я могла произнести это имя, внутренне потешаясь над происходящим. Но я это сделала и возликовала оттого, что видела, как недоверие, испуг и ужас сменяли друг друга на этом дерзком и ненавистном лице.
Даже сквозь загар было видно, как Джейк побледнел. Он протянул руку и тотчас убрал ее.
Повернувшись к Хани, он прошептал:
— В самом деле… Это правда!
— Уходите, — сказала Хани. — Каждый миг, проведенный здесь, грозит вам бедой.
Он ушел. Услышав его тяжелые шаги на лестнице, я села в постели и засмеялась.
Дни тянулись чередой, скучные, монотонные. Делать было нечего. Мы вышивали по канве, но это занятие мне было не совсем по душе. Я часто видела проезжавшего мимо Джейка Пенлайона, хотя мне приходилось соблюдать осторожность, потому что он всегда пристально глядел наверх на мое окно, и, если бы он подловил меня и обнаружил правду, я не могла даже вообразить, как бы он поступил. Иногда я смеялась, думая о том, как я провела его, и это было единственное, что делало мое затворничество сносным.
Однажды я предложила Хани выбраться ночью потихоньку из дома и прогуляться верхом при лунном свете. Она возразила, что достаточно одному из слуг заметить нас и все наши усилия пойдут насмарку.
И я удержалась от искушения. Но как томительно скучны были эти дни!
Моей смерти ожидали со дня на день, и все считали чудом, что я еще живу. Вспомнили, кстати, о мистическом ореоле, который окружал моего отца, и о том, что Хани была правнучкой колдуньи. Поползли слухи, что она знает средства, которые могли излечить даже потливую лихорадку.
Джейк приезжал каждый день, но не входил в дом. Он говорил со слугами, придирчиво расспрашивая их. Возможно, у него еще оставались сомнения.
Наш план работал превосходно и более, чем в одном направлении: он дал Джону Грегори время, не спеша устроить свои дела. Никто не совался в Труинд, пока там были больные потницей.
Через три недели такой жизни Хани принесла новости.
Джейк Пенлайон решил уйти в море на две недели раньше установленного срока! Погода в этом случае будет благоприятнее, и он успеет отплыть до наступления зимних бурь. Все равно, как бы не обернулись дела, свадьба в ближайшее время не могла состояться.
Из моего окна я исподтишка наблюдала за оживлением в гавани на Мысе. Судно спешно грузили; шлюпки так и сновали взад и вперед. Я смотрела, как зачарованная. И, наконец, настал день, когда «Вздыбленный лев» поднял якорь и поплыл, унося с собой Джейка Пенлайона.
Он написал мне, и письмо принесли в ту минуту, когда я следила за кораблем, тающем в морской дали:
«Экспедицию больше нельзя откладывать, и я отплываю пораньше, чтобы скорее вернуться, — писал он. — Вы будете ждать меня».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113