— Тогда вы должны знать, что он является для меня напоминанием о трагедии. Я зло рассмеялась:
— Знаете, вы дьявольски жестоки по отношению к нему. Последние три дня ребенок был счастлив впервые в жизни.
— Это причина, чтобы не выполнять мои приказы?
— Лучшая из причин, — сказала я настойчиво.
— Потому, что он ребенок вашего любовника?
— Потому, что он ребенок. Он не ребенок моего любовника. Джейк Пенлайон не был моим любовником. Я, так же как и вы, ненавижу этого человека. Но я не могу оставаться в стороне, видя, что с ребенком плохо обращаются. — Я встала, мои глаза сверкали. Я была полна решимости оставить Карлоса. Кто-то сказал о моей матери — думаю, это Кейт, — что когда она родила ребенка, то стала матерью всем детям. Скоро и у меня должен был появиться ребенок. Я всегда любила детей, но сейчас я была готова возглавить крестовый поход за них. Карлос так привязался ко мне! И, несмотря на то, что всякий раз, глядя на него, я вспоминала Джейка Пенлайона, я хотела спасти его и хотела сделать его счастливым, чего бы мне это ни стоило.
Дон Фелипе сказал:
— Вы обручены с Джейком Пенлайоном и выйдете за него замуж.
— Я никогда не сделаю этого. Ваши планы отмщения рушатся. Мы обручились только потому, что он принудил меня к этому. Он предал бы сестру и ее мужа, если бы я не согласилась.
— Вы всех защищаете, — сказал он, и я не могла понять, сказано это с иронией или с участием.
— У этого человека нет сострадания. Он изнасиловал бы меня, как Изабеллу. Я избегала его, хотя обручение было необходимо. Позже я притворялась, что серьезно больна, до тех пор, пока его корабль не ушел. Вот мое отношение к Джейку Пенлайону.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Как вы неистовы! Как яростны!
— Меня вынудили к этому. Но знайте, вы не должны осуждать Джейка Пенлайона. Своей похотью он разрушил многие жизни, вы же это делаете из-за своей гордыни, и, мне кажется, что это такой же грех, как и первый.
— Замолчите!
— Я не буду молчать, дон Фелипе, ваша гордыня так велика, что вы похитили из дома женщину. Вы виновны в изнасиловании. Вы наградили ее ребенком. Более того, вы причинили мучения невинному плоду похоти другого мужчины. И все это для успокоения своей гордыни. Черт побери вашу гордость… и вас самого!
— Осторожно! Вы забываете…
— Я ничего не забыла. Я никогда не забуду, что вы и Джейк Пенлайон сделали с женщинами и детьми. Вы, великие мужчины! Такие мужественные, такие сильные! Да! Когда действуете против слабых и против тех, кто не может вам противостоять.
— Я не нахожу в вас слабости, — сказал он.
— Даже когда принудили меня подчиниться вашим дьявольским желаниям?
— Скажите, а не слишком ли быстро вы смирились? Я почувствовала, как краска медленно заливает мне лицо;
— Я не понимаю вас, дон Фелипе Гонсалес…
— Тогда оставим этот разговор и вернемся к тому, ради которого я вас сюда пригласил. Ребенка необходимо вернуть назад, я не позволю ему находиться здесь.
— Вы не сможете отослать его обратно… не сейчас. Ему там будет еще хуже, чем раньше.
— Видите, что вы наделали.
Я подошла к нему и почувствовала, как на мои глаза набегают слезы, потому что представила Карлоса рядом с этой ужасной женщиной, ждущей его возвращения. Я готова была тысячу раз унизиться, чтобы спасти его.
Я положила свою руку на его. Он посмотрел на меня.
— Вы меня разочаровали… глубоко. Прошу вас, отдайте мне ребенка.
— У вас будет свой ребенок.
— Я хочу этого.
— Я никогда не оставлю его здесь.
— Пожалуйста! — сказала я. — Вы плохо обошлись со мной, и я прошу вас об этом. Это единственное, о чем я вас прошу. Отдайте мне ребенка.
Он взял мою руку, подержал ее немного, отпустил и повернулся к столу. Я вышла из кабинета. Я знала, что выиграла.
Все ждали, что ребенка отошлют назад. Этой ночью, ложась с ним в постель, я все еще боялась, но утром малыш был все еще со мной. Два дня я беспокоилась, но мои страхи были необоснованны. Дон Фелипе решил оставить ребенка на гасиенде.
Мои чувства к нему стали почти теплыми. Однажды я увидела его в саду и заговорила с ним. Карлос находился около меня. Я сказала:
— Спасибо, дон Фелипе.
Я почувствовала руку Карлоса на моей юбке, нежно взяла ее, и мы отошли.
Дон Фелипе смотрел нам вслед.
Прошло несколько недель. Моя беременность стала заметна. Эдвина уже проявляла характер — она была хорошим ребенком. Я иногда смотрела на нее в колыбели и думала: «Дорогая маленькая Эдвина еще не знает, что ее отец убит пиратами-грабителями и что ее выносили, несмотря на ужасные события, поэтому и смеется».
Карлос уже освоился в детской комнате, как будто жил там всю жизнь. У меня был небольшой тюфячок, который я принесла для него и положила в моей комнате перед кроватью. Карлосу было хорошо на нем, хотя он все еще приходил ко мне в постель по утрам, чтобы удостовериться, тут ли я.
Дон Фелипе опять уехал, и мы возобновили нашу привычную жизнь, но перед отъездом он пригласил меня к себе. Я испугалась, что он хочет изменить свое решение и отослать Карлоса из дома, но я ошиблась. Он хотел поговорить со мной о другом.
— Я узнал от Джона Грегори, что вы не преуспеваете в наставлениях.
— Мое сердце не лежит к этому, — сказала я.
— Вы глупы. Я сказал, что вам необходимо стать хорошей католичкой.
— Разве что-то может нравиться против воли? Он посмотрел на дверь и сказал:
— Говорите тише. Люди могут услышать. Некоторые здесь понимают английский язык. Вам не поздоровится, если узнают, что вы еретичка.
Я сделала нетерпеливый жест.
— Думаю, вы не понимаете, какую выгоду извлекаете из моего покровительства.
— Я не настаиваю на вашем покровительстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113