Она задавала бесконечные вопросы о предстоящем путешествии, о бабушке, о прабабушке Арабелле, которых она должна была навестить в Эверсли-корте, где также жили тетя Джейн, дядя Карл, их сын, а также дядя Эдвин и Карл (если они в это время будут дома, что вполне возможно, потому что они очень долго отсутствовали).
Мы отправлялись в путь в один из июльских дней. Бенджи стоял во дворе, пока мы усаживались в карету. В ногах у нас была корзина с крышкой, в которой лежали сыр и хлеб, холодные говядина и баранина, пирог со сливами и голландская имбирная коврижка, а также разнообразные напитки: вино, вишневый бренди и эль.
Увидев корзину, Кларисса заявила, что она уже голодна.
— Тебе придется немного подождать, — сказала я ей.
— Почему? — Все, что бы мы в это время не говорили Клариссе, порождало новые «почему», «когда»и «где».
— Это еда в дорогу, а не для того, чтобы есть сейчас.
— Но для того, чтобы есть, когда проголодаешься.
— Да, конечно, когда проголодаешься, — Я уже проголодалась.
Внимание ее отвлекли лошади, которых запрягали в карету, и она забыла о корзине. Потом мы поудобнее устроились в карете, помахали на прощанье Бенджи, няне Клариссы и другим слугам, которые пришли нас проводить, и выехали на дорогу.
Наш путь лежал вдоль побережья, и мы проехали мимо дома, где я была с Хессенфилдом и его заговорщиками. Теперь в нем были жильцы, и он выглядел, как обычный дом.
Когда мы проезжали мимо, Харриет взглянула на меня, но я сделала вид, что не замечаю этого, и, обняв Клариссу, показала ей чайку, которая кружилась над водой, ныряя в поисках пищи.
Когда мы доехали до «Черного борова», гостиницы, с которой был связано так много воспоминаний, нас бурно приветствовал ее хозяин, который нас помнил, и где теперь, когда мы путешествовали в карете, к нам отнеслись с особым почтением.
Я испытала странное чувство, вновь оказавшись в этой гостинице. Я обнаружила, что помню предыдущее посещение до мельчайших деталей. Теперь я поняла, что Хессенфилд отодвинул воспоминания о Бо в самые дальние тайники моей памяти.
Кульминация же моих отношений с Мэтью была подобна кошмару, о котором я не хотела больше вспоминать, но я была вынуждена вспомнить о ней, потому что очень скоро мне предстояла встреча с Дамарис.
Хозяин вновь извинился за то, что некогда поместил меня в комнату, недостойную меня.
— — Тот джентльмен не так давно вернулся, миледи.
— Тот джентльмен? — спросила я.
— Да, один из тех, которые занимали целый этаж как раз перед вашим прибытием в тот день. Вы помните?
— О… он вернулся, говорите?
— Вы его узнаете, миледи, если вспомните. Высокий такой… Вы могли бы его назвать их руководителем.
Я почувствовала, как меня охватило волнение.
— Он вернулся? — повторила я.
— Да… он помнит вас, миледи. Он спрашивал, не бывали ли вы здесь с тех пор? Я сказал ему, что видел вас… один раз. Это было в тот раз, когда вы и миледи останавливались здесь, с джентльменом. Я сказал:
«Только один раз, сэр, и с тех пор я ее не видел».
— Как давно это было? — спросила я.
— Несколько недель назад… не больше.
Я сменила тему, спросив, не могли бы мы получить на ужин пирог с куропаткой.
Мы с Харриет заняли комнату, в которой прежде жил генерал. Кларисса спала в кроватке рядом с моей постелью, но среди ночи я проснулась оттого, что она карабкалась ко мне на постель. Перед тем как проснуться, я видела во сне ее отца.
Я крепко прижала ее к себе. Никогда не думала, что смогу испытывать такую бескорыстную любовь, как к этому ребенку.
Мне не жаль было покидать «Черного борова», и рано утром мы двинулись в путь. Есть нечто очень волнующее в цоканье копыт по дороге и нечто бодрящее в свежести раннего утра. Мы с Клариссой смотрели в окно, привлекая внимание друг друга каждый раз, когда нас что-то интересовало. Она приглашала меня посмотреть на прелестных бабочек и указала мне на прекрасного красного «адмирала», которого ей удалось обнаружить. Мне хотелось бы знать природу так, как ее знала Дамарис, потому что мне нравилось учить Клариссу.
По мере того как мы приближались к Довер-хаусу, Я все больше и больше беспокоилась.
Чем ближе мы подъезжали к Довер-хаусу, тем сильнее я ощущала желание повернуть назад. Но, конечно же, это было невозможно. Когда-нибудь я должна встретиться с моей сестрой лицом к лицу. Я даже представить себе не могла, какой будет ее реакция. Вполне вероятно, что она откажется говорить со мной, а может быть, она горько попрекнет меня. По крайней мере, она будет готова к нашей встрече… так же, как и я.
Я спрашивала себя, рассказала ли она кому-нибудь о том, что видела, — моей матери, например?
Подождем — увидим.
Когда мы подъехали к Довер-хаусу, в зале нас уже ждали моя мать и Ли, которые услышали грохот колес кареты.
Я открыла дверь и тут же очутилась в объятиях матери. Она всегда безумно радовалась нашим встречам.
— Милая Карлотта, так чудесно снова видеть тебя! — улыбнулась она, а в глазах у нее стояли слезы.
— Привет, Присцилла! — сказала Харриет. — А вот и твоя внучка. Кларисса, подойди и поцелуй свою бабушку.
Мать наклонилась, и Кларисса обвила своими ручками ее шею. Она нежно поцеловала ее, и глаза моей матери вспыхнули от счастья.
— А у нас в корзинке лежит голландский имбирный пряник, — с важным видом сообщила Кларисса, так, будто по значимости ничего не могло сравниться с этим известием.
— Да неужели? — воскликнула мать.
— Да, и пирог с фруктами внутри, и сыр… и баранина и… и…
— Карлотта, ты, как всегда, прекрасна! — заметил Ли. — И ты, Харриет!
— Ну, а как вам нравится наша карета? — спросила Харриет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110