— Ты видела…
— Да. Я видела тебя, когда ты выходила с Оливером Джерсоном.
Она промолчала.
— Тебе, конечно, известно, что Бенедикт запретил ему являться в этот дом?
Она кивнула.
— Селеста, пожалуйста, прости меня, но…
— Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты ошибаешься.
Я отправилась на встречу с ним, потому что… ну, ты ведь знаешь, что он покинул наш дом в спешке.
Я кивнула.
— Он нашел в своем багаже какие-то кружевные салфетки… в общем, мелочи. Он сказал, что, должно быть, второпях забрал их вместе со своими вещами.
Ему показалось, что они могут представлять ценность — кружева ручной работы и так далее, так что захотел вернуть их.
— И они действительно ценные?
— Не знаю. Я никогда их раньше не видела и понятия не имела, что они пропали. Я занесла их в комнату, которую он занимал раньше. Надеюсь, ты не думаешь…
— Нет, конечно, но, видишь ли, Бенедикт крупно поссорился с ним…
— Бенедикт никогда не обсуждает со мной подобные вопросы. Мистер Джерсон сказал, что между ними произошло какое-то недоразумение. Он не хотел, чтобы Бенедикт узнал о том, что мы встретились, и решил, что такой способ наиболее удобен.
— Знаешь, а ведь он может быть весьма опасен, — сказала я.
— Опасен?
— После той ссоры. Думаю, он никогда больше не появится в этом доме.
— Он сказал, что его незаслуженно оскорбили.
— И ты поверила его объяснению?
Она пожала плечами.
Я не знала, насколько можно быть откровенной в разговоре с ней, но мне стало казаться, что я ступаю на опасную тропку. Бенедикт выговорился передо мной в каком-то порыве, разгоряченный ссорой с Оливером Джерсоном, зная, что я подслушала их разговор и поняла, что к чему. Возможно, я уже зашла слишком далеко.
— Думаю, встречаться с ним будет неразумно, — закончила я.
— Очень мило, что ты так беспокоишься за меня, Ребекка. Со мной все в порядке. Я никогда не заведу себе любовника. Я люблю Бенедикта. Я всегда любила его. Лучше бы это было не так. Он для меня единственный. Очень нелегко находиться возле него, когда он столь явно показывает, что я ему не нужна.
— Прости меня, милая Селеста — Тебе не за что просить прощения. Я очень рада, что ты здесь. Ты во многом помогла мне Иногда я бываю просто в отчаянии, Ребекка.
— Ты всегда можешь поговорить со мной.
— Это действительно помогает, — произнесла она. — Ты ведь знаешь, как обстоят дела.
— Да, знаю. Я прошу прощения за то, что подумала…
— Ты имеешь в виду Оливера Джерсона?
— Я думаю, что он может оказаться опасным, — повторила я.
Чаепития у миссис Эмери были увлекательным занятием. От ее глаз не ускользало ни одно событие в доме. На этот раз я поняла, что она чем-то взволнована:
— Господи, мисс Ребекка, ну и человек этот мистер Марнер! Трудно его не заметить… как заведет про этих кенгуру и все такое прочее. Прямо как в своей Австралии. Он не может не нравиться. У него для каждого найдется улыбка. Хотя, конечно, настоящим джентльменом его не назовешь.
— Это зависит от того, что вы понимаете под словом» джентльмен «, миссис Эмери.
— Ну, настоящего джентльмена я всегда отличу. Я всю жизнь у настоящих проработала. Но он, конечно, необычный человек. Для Белинды он прямо, как солнышко.
— Она быстро привязывается к людям, а особенно к мужчинам.
— Да уж, когда она вырастет, то будет самой настоящей мадам.
— Некоторые дети склонны вести себя так. Они увлекаются людьми и возводят их на пьедестал.
Меня радовало, что Белинда не вспоминала Оливера Джерсона и его место прочно занял Том Марнер.
— Приятно, когда в доме постоянно звучит смех, — сказала миссис Эмери. — Еще чашечку?
— Если можно, миссис Эмери. Чай просто великолепен.
Она удовлетворенно кивнула.
— А вы заметили, как изменилась Ли?
— Ли? — удивилась я.
— Раньше она была прямо ходячее горе. Можно было подумать, будто вся мировая скорбь на ее плечах лежала. Так вот, она изменилась. Теперь, гляжу, смеется вместе с детьми и с этим мистером Марнером. Знаете, я даже слышала, как она поет.
— Поет? Ли?
— Я своим ушам не поверила. То она все ходила с такой физиономией, словно на похороны собралась.
А теперь, глядишь, и с народом болтает, а то всегда помалкивала.
— Я рада. Мистер Марнер, кажется, завоевал здесь популярность.
— , По-моему, он скоро уезжает?
— Боюсь, что так. В детской будут слезы.
— Миссис Белинда будет очень горевать да и Ли тоже. Кстати, есть хорошие новости насчет этой перетасовки, как ее мистер Эмери называет. Насчет того, что будет с правительством. Похоже, после всех разговоров они действительно берутся за дело.
— Вы имеете в виду формирование кабинета министров?
— В этом во всем Эмери здорово разбирается.
Думаю, он и сам нашел бы, чем там заняться. Он» считает, что у нашего джентльмена хорошие шансы.
— У мистера Лэнсдона?
— А у кого же еще? И не только Эмери так думает В газетах то же самое пишут. Эмери, знаете ли, собирает вырезки. Он считает, — что мистер Лэнсдон сможет быть и в министерстве иностранных дел. Или обороны… Так Эмери говорит.
— Вы очень гордитесь им.
— Эмери — честолюбивый человек.
Я не смогла сдержать улыбки, видя столь типичный пример купания в лучах отраженной славы.
— Мы с Эмери держим за него скрещенные пальцы.
Я продолжала улыбаться. Беседы с миссис Эмери освежали не меньше, чем чай.
Когда я проходила мимо кабинета Бенедикта, дверь внезапно отворилась и он с порога улыбнулся мне:
— Ребекка, ты не уделишь мне минутку?
— Конечно.
— Тогда зайди, пожалуйста.
Я вошла. Бенедикт указал мне на кресло, и я села в него. Он занял место за столом, и некоторое время мы глядели друг на друга.
— Я думаю, тебе следует об этом знать, — сказал он, — Я покончил со всеми этими клубами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121