Позже было найдено письмо, написанное его женой перед смертью. В письме говорилось, что она добровольно уходит из жизни, поскольку страдает неизлечимым заболеванием и мучается от нестерпимых болей.
Так он был очищен от подозрений, но выборы проиграл и в любом случае решил устраниться от политики.
Значит, в его прошлом была тайна. И этот человек собирался жениться на моей матери, отнять ее у меня!
Потом, дела пошли все хуже. Я редко виделась с мамой, потому что шли приготовления к свадьбе. Дядя Питер хотел отпраздновать ее пышно.
— Ничто так не нравится народу, как любовные истории, — заявил он, — и если ты желаешь баллотироваться в парламент, очень неплохо будет покрасоваться на публике, если, конечно, умно все устроить.
— Очень похоже на дядю Питера, — рассмеялась мама. В последнее время она постоянно смеялась. — Лично мне все равно, какая у меня будет свадьба.
Тетя Амарилис была на стороне дяди Питера. Она всегда его поддерживала.
Бенедикт Лэнсдон занимался покупкой дома в Мэйнорли. Мама отвезла меня туда, чтобы я смогла осмотреть дом.
— Полагаю, что большую часть времени мы будем проводить именно здесь, — сказала она. — Нам следует побольше общаться со своими избирателями.
— А что же будет с нашим домом? — спросила я.
— Ну, я думаю, мы продадим его. В Лондоне у нас будет дом твоего… отчима.
Я почувствовала, что краснею. Отчим! Как же мне обращаться к нему? Я ведь не могу называть его мистером Лэнсдоном. Дядя Бенедикт? Он не приходился мне дядей. Впрочем, в нашем семействе я ко многим мужчинам обращалась «дядя», хотя они и не являлись таковыми. «Дядя» было какой-то расплывчатой формой обращения. Я сказала Патрику, что это насмешка над званием, и он согласился со мной. Все это казалось серьезной проблемой, и я сама удивлялась тому, что такая мелочь имеет столь важное значение для меня. Но как же мне все-таки называть его?
Отцом? Никогда! Пусть он будет «дядей», решила я, хотя при этом буду испытывать неловкость.
Мама продолжала делать вид, что не замечает моей растерянности, хотя прекрасно все понимала.
— У нас будет этот дом в Лондоне, и он, слава Богу, достаточно просторен, а к тому же поместье в Мэйнорли. Ах, как это будет чудесно, Бекка! — Она называла меня моим детским именем в те моменты, когда хотела проявить особую нежность. — Ты полюбишь его. Этот дом в Мэйнорли стоит сразу за городской чертой, так что можно считать, будто мы живем в деревне. Ты полюбишь его. Представляешь, какие там возможности для верховой езды! Там у тебя будет прекрасная классная комната. Мисс Браун, да и мы все возлагаем на тебя большие надежды.
— А что будет с мистером и миссис Эмери?
— О, я уже говорила, то есть мы говорили об этом.
Я собираюсь просить их переехать вместе с нами в Мэйнорли.
После этих слов мне стало немного легче. По крайней мере, там будут хоть какие-то знакомые лица.
Кроме того, я знала, что они боятся потерять работу.
Я радостно воскликнула:
— Ой, они будут так довольны! Я слышала, как они разговаривали…
— Да? И что же они говорили?
— Они не знали, что с ними теперь будет, но верили, что ты сумеешь позаботиться о них.
— Разумеется, я немедленно поговорю с ними. А они решат, переезжать туда или нет. А о чем они еще говорили?
Я молчала, слушая, как тикают часы. Я была уже готова рассказать маме о том, что слышала про первую жену Бенедикта. Возможно, мне удалось бы предупредить ее, но подходящий момент прошел. Она, кажется, не заметила этой вынужденной паузы.
— Да ничего, по-моему… не помню… — сказала я.
Насколько могу вспомнить, я впервые солгала маме.
Бенедикт Лэнсдон, действительно начал разделять нас.
В Лондон приехали бабушка с дедушкой.
Я была расстроена, потому что они, видимо, восхищались Бенедиктом Лэнсдоном и радовались этому браку.
Велись бесконечные разговоры об избирательном округе и о возможности всеобщих выборов.
— Пока шансов не слишком много, — сказал дедушка. — Гладстон сидит крепко… разве что он опять потерпит крах с ирландским вопросом.
— Все в свое время, — сказала моя мать. — Мы не слишком спешим. Бенедикту нужно время, чтобы все почувствовали его присутствие.
— Это у него получится, — заверила моя бабушка.
Вскоре она заметила, что со мной творится что-то неладное.
Мы вдвоем отправились в парк на прогулку, и я быстро поняла, что бабушка устроила ее специально для того, чтобы нам поговорить с глазу на глаз.
Был один из последних осенних деньков. Туман лишь слегка колыхался от легкого влажного ветерка, дувшего с северо-запада и заставлявшего гореть кожу на лице. В воздухе стоял обычный для осени запах, на деревьях оставались лишь редкие пожухлые листья.
Когда мы проходили возле Серпантина, бабушка сказала мне:
— Кажется, ты чувствуешь себя немножко выбитой из колеи. Это верно, милая?
Я промолчала. Она обняла меня.
— Не нужно так переживать. Между вами останутся прежние отношения.
— Разве это возможно? — спросила я. — Он ведь постоянно будет рядом.
— Тебе понравится его общество. Он станет для тебя отцом.
— У меня может быть только один отец.
— Милое мое дитя, твой отец погиб еще до того, как ты родилась на свет. Ты ни разу не видела его.
— Я знаю, что он погиб, спасая жизнь отца Патрика, и никакого другого отца мне не нужно.
Бабушка сжала мою руку.
— Это захватило тебя врасплох. Люди часто испытывают такое. Ты ждешь предстоящих изменений, и они, разумеется, будут, но не кажется ли тебе, что все изменится к лучшему?
— Мне нравилось так, как было.
— Теперь твоя мама очень счастлива.
— Да, — раздраженно согласилась я. — Из-за него.
— Вы с матерью так близки друг другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121