— Этого теперь не будет, потому что… я убила ее.— Чепуха.— Нет, я действительно убила. Я ведь каталась на коньках, а она пришла и спасла меня, и это убило ее.— Нет. Все происходило вовсе не так. Она болела задолго до твоего рождения и заболела снова.— Но она бы не заболела, если бы не простудилась на льду.— Послушай, Сабрина, нам следует забыть все это. Все прошло. Именно этого хотела бы твоя мама.— Папа не забудет этого.— Но подобные вещи случаются в жизни, и с ними ничего нельзя поделать. Когда они заканчиваются, ничего не остается делать, кроме как забыть их. Постарайся забыть происшедшее, Сабрина. Я помогу тебе забыть.— Но…— Послушай. Ты пошла на лед, хотя тебе запретили делать это. Ты провалилась, и твоя мама тебя спасла. Она поступила так, как хотела. И она прихварывала в то время. Потом ей стало лучше, а затем она заболела вновь.— Ей было лучше? — спросила Сабрина.— Конечно, — солгала я. — Она болела и до этого несчастья.— Мой отец…— Он очень любил маму. Он потрясен несчастьем, а когда люди в таком состоянии, они склонны обвинять других. Это несправедливо… но это так по-человечески. Поэтому будь с ним помягче и прекрати корить себя.— Ты говоришь приятные вещи, Кларисса.— Я говорю правду.Ей стало легче, и она прильнула ко мне, крепко держа мою руку. Я оставалась с ней, пока она не заснула, а потом тихо выскользнула.
На следующий день я повидалась с Джереми. Он не хотел видеть меня, да и вообще кого бы то ни было. Но я настояла.Меня глубоко потряс его измученный вид, но еще более — жестокая складка у рта. Смит сказал:— Он возвращается к прежнему состоянию, мисс Кларисса, точно к тому состоянию, в каком находился до поездки во Францию, когда он привез вас домой.Прежде Джереми был угрюмым, сердитым мужчиной, недовольным судьбой и ведущий отшельнический образ жизни. Не собирается ли он опять стать таким?— Джереми, — сказала я, — извини за беспокойство, но я хочу поговорить с тобой о Сабрине.Он нахмурился так, словно само упоминание ее имени было ему неприятно.— Мы должны помнить, как она мала, — продолжала я. — Ведь ей только семь лет.Он кивнул мне с легким нетерпением, видимо, подтверждая очевидность данного факта.— Дети очень впечатлительны, и эта трагедия повлияла на нее.— Смею надеяться, что повлияла, — парировал он. — необходимо заставить ее понять, к чему привела ее злоба.— Джереми, но это всего лишь легкомысленный поступок ребенка!— Ей говорили, что кататься на коньках опасно, и запрещали идти.— Но опасность манит детей, разве ты не знаешь?А Дамарис пошла за ней и отдала свою жизнь ради ее спасения.— Это было не совсем так, Джереми.— Я не могу воспринимать случившееся иначе. Я поняла, что безнадежно пытаться изменить его точку зрения, и поэтому решила перейти прямо к сути дела.— Я хочу взять Сабрину с собой.Меня поразила реакция Джереми: мне казалось, что ввиду его неприязни к Сабрине он без колебаний позволит ей уехать.— Ее дом здесь, — сказал он.— Но я думала, что недолгое пребывание с Лансом и со мной…— Где ее, несомненно, избалуют и заставят почувствовать себя почти героиней…— Думаю, что она нуждается в особенной заботе в данный момент.— В чем она и нуждается, так это в понимании своего проступка. Надо заставить ее понять, что ее непослушание стоило жизни ее матери.— Да нет же, Джереми! Она и так горько сожалеет. Прошлой ночью она пошла на могилу матери. У нее было ребяческое намерение присоединиться к ней. Разве ты не видишь, как сильно она переживает! Необходим тщательный уход, чтобы вернуть ее к нормальному состоянию. Ей нужны любовь и безопасность. Дамарис бы это поняла.Само упоминание ее имени, казалось, взбудоражило Джереми. Он сжал кулаки и отвернулся. Когда он заговорил, его голос звучал сдавленно.— Дамарис мертва… из-за шалопайства этого ребенка. Ей требуется дисциплина. Она крайне эгоистична. Она останется дома. Благодарю за предложение, Кларисса. Ты добрая девушка. Дамарис очень любила тебя. Но Сабрина зла, и ее необходимо обуздать. Я буду беспокоиться, если за ней не будут следить. Она должна остаться здесь. Я хочу, чтобы она полностью осознала, какой ужасный проступок совершила.— Джереми, — сказала я, — ты всегда был добр ко мне. Ты был мне вторым отцом. Ты и Дамарис… Я никогда не забуду…Видно было, что я затронула его чувства, и поскольку он переживал из-за Дамарис, это только усугубило горечь потери.Он твердо сказал:— Мой ответ таков: Сабрина остается здесь. У нее есть эта добрая женщина Керлью, которая присмотрит за ней; и здесь ее дом.— Отпусти ее хотя бы ненадолго погостить, — умоляла я.— Может быть, позднее. Когда она проявит раскаяние.Я протестующе воскликнула:— Разве ты не видишь? Она и так одержима чувством вины. Это нависает над ней. Джереми, ведь она — только маленький ребенок.Он сказал:— Мое мнение остается прежним. Из опыта я знала, что, когда Джереми выражается таким образом, это окончательное решение.После того как я уехала, лицо Сабрины еще долго преследовало меня.— Скоро ты приедешь повидать меня, — сказала я ей при расставании.Она посмотрела на меня с упреком. Я была уверена, что она считает меня дезертиром, и содрогнулась при мысли о том, каково ей будет в этом мрачном доме. Мне казалось, что для нее нет ничего хуже, чем оставаться там. Я надеялась на Смита и Нэнни Керлью и поговорила с ними перед отъездом.В Лондон я вернулась в грустном настроении. Ланс радостно приветствовал меня. Он сказал, что счастлив видеть меня снова, что много выиграл и стал богаче на несколько тысяч. Я не обрадовалась новостям, так как он играл при высоких ставках и я чувствовала, что рано или поздно результаты игры могут стать катастрофическими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112