— Что он там еще выдумал, Мэтью?
— Он хочет устроить салют из пушек в Сент-Джеймс-парке. Он говорит, что, если пушки будут стрелять в Гайд-Парке, в павильоне могут вылететь все стекла.
— А они не вылетят? — спросила моя мать.
— Конечно, нет! — заявил дядя Питер. — Просто он хочет поучаствовать в событии и доставить кое-какие неприятности.
— Полагаю, Альберт собирается выступить против него, — сказал Мэтью.
— А что, если стекла действительно вылетят? — спросила я.
— Милая моя Анжелет, — сказал дядя Питер, улыбнувшись мне, — в таком случае выяснится, что Альберт ошибался, а Маленький Джон был прав.
— А это не рискованно? Он пожал плечами.
— Я не думаю, что Альберт пойдет на уступки в этом вопросе.
Ну-ну, не бойся, я думаю, ничего там не произойдет, и Хрустальный дворец останется цел. А если окажется, что я не прав, ну что ж, тогда я скажу «аи-аи-аи!»
— Мне кажется довольно глупым идти на такой риск, — сказала я. — Будет ужасно, если все пойдет прахом из-за такой мелочи.
— Жизнь, милое дитя, всегда содержит элемент риска!
Иногда бывает даже выгодно пойти на риск. Если принц уступит в этом вопросе, у Маленького Джона появятся новые амбиции. Альберт не может признать свою ошибку, и поэтому он пойдет на риск.
Я замолчала, обдумывая сказанное, и заметила, что дядя Питер с любопытством поглядывает на меня.
Он продолжал рассказывать о волшебной выставке, о том, что принц задумал ее как праздник труда и мира. Для нации лучше укреплять дружбу, демонстрируя свои технические достижения, чем сталкиваться на поле битвы. Искусство и коммерция должны идти рука об руку.
Настал великий день. Нам очень повезло, и мы сумели попасть на церемонию открытия. Впервые в жизни я увидела нашу королеву. Она выглядела просто великолепно в одежде розового и серебряного цветов. На груди у нее была лента ордена Подвязки, а на голове — небольшая корона, в которой сверкал алмаз Кохинор. У меня просто дух захватило: никогда в жизни я не видела такого великолепного зрелища! Я с радостью присоединилась к хору восторженных криков, которыми встретили прибытие королевы. Над головой у нее развевались перья, каким-то образом прикрепленные к короне. Она казалась очень гордой, счастливой и совершенно царственной — в общем, такой, какой и должна быть королева.
Это был прекрасный день. Он оправдал все мои ожидания. Играла прекрасная музыка. Мне очень понравился хор. Королева с супругом сидели под сине-золотым балдахином на королевском помосте. Я не могла оторвать от нее глаз. Мысленно я присутствовала там, я была Викторией — верной женой, мудрой матерью, великой королевой, примером для всей нации! Я была полностью удовлетворена.
За день мы очень устали. Нужно было так много увидеть самых разных вещей. Здесь были представлены все страны, демонстрирующие все лучшее, и самые знаменитые люди, вроде герцога Веллингтона. Но ничто не могло сравниться с нашей маленькой королевой, такой счастливой, такой человечной, но в то же время самой настоящей королевой. Я влюбилась в нее с первого момента, и именно воспоминания о ней были самыми значительным впечатлением этого дня.
Ни о чем другом, кроме выставки, дома, конечно, не говорили. Обсуждать ее можно было бесконечно. Тетя Амарилис сказала:
— Конечно, вы захотите еще раз посетить ее до возвращения в Корнуолл?
Моя мать согласилась с ней.
— А королева там будет? — спросила я.
— Это не удивило бы меня! — ответил дядя Питер. — Выставка задумана Альбертом, и поэтому в ее глазах она выглядит безупречно!
Из пушек стреляли в Гайд-Парке, — сказала я, — и стекла в павильоне не вылетели!
— Значит, ты помнила об этом? — улыбнулся дядя Питер.
— Ну да, ведь это было важно.
— Да, и несколько рискованно. Но разве я не говорил тебе, что иногда следует идти на риск.
И если ты будешь вести себя смело, то риск обернется в твою пользу.
В этот день мы поздно легли спать, и, как только моя голова коснулась подушки, я тут же провалилась в счастливые сны… В розовом платье, украшенном серебром, я торжественно ступала на королевский помост, и все приветствовали меня. Это был красивый сон.
Это случилось на следующий день.
Мы сидели за столом опять с Мэтью, который был здесь, по-видимому, постоянным посетителем. Мы продолжали обсуждать выставку и доедали последнее блюдо, когда послышался негромкий звук в дверь, и на пороге появился Джонсон, дворецкий.
Он вежливо прокашлялся и сказал:
— Сэр, вас желает видеть молодой джентльмен.
— Джентльмен? А не может ли он подождать, Джонсон?
— Он сказал, что дело очень важное, сэр. Он не представился?
— Он назвал себя мистером Бенедиктом Лэнсдоном, сэр.
В течение нескольких секунд дядя Питер сидел неподвижно. Наверное, это было трудно заметить, но я наблюдала за ним с близкого расстояния, и мне показалось, что он слегка обескуражен.
Он приподнялся со стула, а затем вновь сел.
— Хорошо, Джонсон, я встречусь с ним, но попроси его подождать.
Джонсон вышел, и дядя Питер взглянул на тетю Амарилис.
Кто это, Питер? Наше имя…
Возможно, это дальний родственник, о котором все позабыли. Я выясню… Простите, я должен выйти! Он вышел, а мы продолжали болтать.
— Любопытно, кто это такой? — спросил Мэтью. — Должно быть, кто-то из членов семьи? Это имя…
— Очень любопытно, — поддержала я. Мать улыбнулась мне, но ничего не сказала. Покончив с обедом, мы встали из-за стола.
Дядя Питер все еще находился в кабинете с посетителем.
Как же все-таки раздражает, когда ты молод, и от тебя что-то утаивают! Наверняка с Бенедиктом Лэнсдоном была связана какая-то страшная тайна — в этом я не сомневалась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143