Глава 13
В комнате стало тихо, звуки песен растаяли в воздухе, как белое облачко дыхания на морозе. Катарина прислушалась, но не уловила ничего, кроме потрескивания поленьев в камине, глаза ее были устремлены на Александра. Свет двух свечей на столе будто вступил в битву с огнем камина за право осветить его. Перед ее мысленным взором предстал его портрет, висевший над камином в ее спальне в Леве, он освещался только огнем камина, который она позволяла себе разводить каждую ночь. Дрова, казалось, были единственной роскошью, в изобилии присутствовавшей в долине Карабас… дрова и ее воображение, когда она засыпала с образом Александра фон Леве, проскальзывающим в ее сны.
Катарина медленно нагнулась над столом и потушила одну из свечей, прикрыв ее согнутой ладонью, словно пытаясь защитить ее. Александр без слов задумчиво наблюдал за ней, его грудь вздымалась и опадала при дыхании. Его сорочка колыхалась при затененном свете точно так, как она себе представляла, ее вырез то обнажал, то скрывал его мужественное тело. Она потушила вторую свечу.
Он сидел ближе к огню, сбоку, она – лицом к камину. Катарина подняла бокал и принялась медленно вертеть его в пальцах. Он нагнулся, чтобы налить ей вина, но она протянула руку и сказала:
– Нет, не двигайся.
Александр вернулся на прежнее место и открыл было рот, чтобы что-то сказать.
– Ш-ш-ш, – предостерегающе прошептала она, не отводя взгляда от бликов света, играющих на краю бокала. – Ты разрушишь чары.
Она наблюдала, как кружились последние капли темно-красного вина, когда она вращала свой бокал.
– Может, это волшебное вино. Рубиновое очарование, дразнящее наши чувства и заставляющее поверить в иллюзию.
Подняв бокал, она наклонила его так, что последняя капля медленно скатилась по изгибу чаши и упала ей на кончик языка.
Она чувствовала, что полный желания взор Александра устремлен на нее. Капля вина растворилась на языке, его терпкий привкус контрастировал со сладким, как мед, жаром, побежавшим по ее венам. Их взгляды встретились.
– Дар Грендель? – спросила она.
Он вытянул ноги перед собой, скрестив их в лодыжках.
– Магия такого рода не совсем в духе Грендель, – пробормотал он, пристально глядя на нее. – Но если пожелаешь…
– А-а-а, – протянула она, кивнув. – Уроки Грендель. Если я поверю, что это правда…
– Тогда для тебя это будет правдой, – тихим голосом закончил он. – Ты этого хочешь, Катарина? Чтобы иллюзия стала правдой?
Она долго смотрела на бокал, который держала в руках, затем шепотом ответила:
– Да, именно этого я хочу. Мне хочется проклясть Грендель за те воспоминания, которые вызвала в памяти красная чарующая жидкость. Воспоминания, которые лучше было бы забыть.
Она отвела глаза от бокала и скользнула взглядом по его телу – от светлых волос, ниспадающих на плечи, и темных, как уголь, внимательных глаз до длинных вытянутых ног.
– Но я не могу проклинать твою Грендель – только себя.
Он нагнулся вперед и обвел контур ее руки на стекле бокала, который она все еще сжимала. Кончики его пальцев оставили на ее коже теплый след, долго еще сохранявшийся.
– Это те воспоминания, которые заставляют тебя кричать от ужаса во сне?
Все ее внимание было приковано к его скользящим по ее руке пальцам, и она, невольно облизав губы, чуть слышно ответила:
– Нет.
– Тогда расскажи мне об этих воспоминаниях, Катарина.
Его прикосновение само по себе казалось чарующим, а слова прозвучали невнятно, но притягательно, как заклинание волхва, услышанное во сне.
Она встряхнула головой, пытаясь вызвать часто посещающих ее демонов. Ей хотелось вернуть гнев, которым они обычно питали ее, придавая силу для борьбы, но они не являлись, словно тоже оказались под воздействием магических чар.
– Да, Катарина. Расскажи мне.
Она закрыла глаза, и ей показалось, будто прошла целая жизнь, а она находится не в комнате постоялого двора в Таузендбурге, а в своей спальне в Леве, охваченная чарами полусна. Она обнаружила, что качает головой, но не могла вспомнить, почему.
Портрет, который она повесила над камином, чтобы проклинать, казалось, ожил. Она тяжело вздохнула и вздрогнула.
Изображение усмехнулось.
– Все еще холодно, Катарина?
– Мне не холодно, – возразила она и сама себе удивилась, что отвечает портрету мертвеца. На расстоянии нескольких лиг к югу все еще бушевала война, продолжавшаяся вот уже много лет, война, убившая человека, улыбавшегося ей. Она обхватила себя руками и потерла предплечья. – Мне не холодно, – повторила она.
– Тогда зачем огонь? – спросил человек с портрета.
– Прохлада… – начала она, но запнулась. – Еще весна, и ночи порой бывают неожиданно прохладными.
– А иногда ночи бывают неожиданно теплыми, Катарина, – смотревшие на нее серебристые глаза казались такими живыми при свете огня. – Попроси меня прийти к тебе, – скомандовал он тихим бархатным голосом.
– Нет, – тяжело дыша, сказала она и снова покачала головой.
– Да, – настаивал он. – Попроси меня, Катарина.
Горло внезапно пересохло, она сглотнула. Губы ее приоткрылись, но она не смогла произнести ни слова, только покачала головой.
– Ты же хочешь, Катарина, – пробормотал он. – Ты хочешь, чтобы я был с тобой, обнимал тебя.
– Как ты можешь утверждать такое? – Весенняя ночь становилась слишком теплой, и она принялась обмахиваться краем тонкой ночной сорочки. – Это не…
– Твои попытки опровергнуть мои слова выдают тебя, моя красавица. Ночь за ночью я наблюдал за тобой. Ты посылала мне проклятья, а затем закрывала глаза, чтобы заснуть, но тревожные сны нарушали твой покой, твое тело становилось беспокойным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110