Хорошо, что есть способ скоротать время до наступления темноты.
Медленно перелистывая страницы, она любовалась искусно выписанными виньетками и большими, в полстраницы, иллюстрациями. Книга оказалась сборником коротких молитв и псалмов. Кроме того, она включала в себя календарь церковных праздников. На последней странице оказалась надпись: 1180 год — то есть за несколько лет до рождения Николаса — и имя Бланш.
Взгляд Эмилин остановился на рисунке внутри заглавной буквы ДЗ, открывающей латинский текст. Крошечная грациозная женская фигурка склонилась, молитвенно сложив руки. Конечно, это не было портретом леди Бланш, но нежное лицо женщины, ее розовые щеки казались прелестными. Длинные черные косы контрастировали с голубым платьем. Рядом на ветке сидел белый ястреб — аллегорическое изображение Бертрана Хоуквуда.
Эмилин внимательно рассматривала образ Бланш Хоуквуд. Потом наклонилась за кубком, чтобы отхлебнуть из него, и в этот момент книга соскользнула с колен. Подняв ее, девушка обнаружила, что переплет не цельный — в деревянной обложке, покрытой кожей с золотым тиснением, без сомнения, была полость.
Едва сдерживая волнение, девушка засунула палец под обложку и обнаружила там сложенный лист пергамента. Торопливо вытащила его.
Аккуратно написанный французский текст, скрепленный внизу красной печатью, покрывал лист. А на его обратной стороне выцветшими коричневыми чернилами были написаны какие-то слова. Первое, на что обратила внимание Эмилин, — это подпись. Датированная 1178 годом, она явно принадлежала королю Генриху. Нахмурившись, Эмилин с трудом начала читать трудный французский текст. Внимание ее привлекли имена: барон Роберт Торнтон из замка Уилкотт в Камберленде и его дочери Джулиан и Бланш.
Документ касался разделения земель, принадлежавших барону Роберту. Определенные участки были дарованы бароном двум монастырям в Йорке в память о его покойной жене. Другие земли, расположение которых детально описывалось, переходили к Джулиан и Бланш, причем должны были сохраняться за ними, не входя в состав приданого, — опять-таки, в память их матери.
Трясущимися от волнения пальцами Эмилин расправила старый пергамент. Это был документ на владение землей в долине — той самой, которой так настойчиво добивался Уайтхоук. Должно быть, Бланш специально спрятала его.
Несколько слов было нацарапано в нижнем углу рядом с королевской печатью. Чернила оказались теми же, что и на обратной стороне листа. Эмилин начала тихо читать вслух слегка охрипшим от волнения голосом.
«Землю, принадлежащую мне по праву, я завещаю своему сыну Николасу. Графиня Бланш». Крошечная подпись внизу гласила: «Уильям Кларк, священник».
Пораженная, Эмилин откинулась на спинку кресла. Леди Бланш умудрилась даже найти свидетеля.
Документ оказался подлинным и должен иметь юридическую силу.
Наряду с двумя монастырями землевладельцами в долине Арнедейл являлись леди Джулиан и леди Бланш, а вовсе не Уайтхоук.
Эмилин медленно перевернула листки

«Мой дорогой сын Николае».
Эмилин пришлось напрячься, чтобы разглядеть бледные буквы и понять странную смесь английского и французского языков. Большинство текстов писалось на французском или латыни, и их читать было привычно и легко. Лишь изредка писали на разговорном языке, обычном для дворян той поры, — смеси нормандского диалекта и английского.
Девушка начала переводить.

Мой дорогой сын Николас, — читала она, — мне сказали, что ты сейчас с Джулиан и Джоном. Это очень порадовало меня.
Я попросила, чтобы пришел священник, поскольку чувствую, что дни мои сочтены. Боль в груди мучает меня и отбирает последние силы. Бертран считает, что моя воля так же сильна, как и его. Он ошибается. Завтра я буду умолять его о прощении за тот грех, которого не совершала. Делаю это только ради того, чтобы когда-нибудь снова увидеть тебя, мой милый.
Но я знаю, что не доживу до тех пор, когда ты вырастешь и станешь мужчиной. Молюсь за то, чтобы Бертран в своей беспочвенной и дикой ревности не лишил тебя наследства. Да будет с тобой Бог.
Сохрани эту маленькую книжку в память обо мне.
Графиня Бланш.
Эмилин не смогла удержать слез. Леди Бланш не изменяла мужу. Письмо явно доказывало ее желание жить; больше того, она готова была признаться в том, чего не совершала, чтобы не расставаться с сыном. И — что казалось Эмилин самым главным — леди Бланш умерла не от голода.
Среди содержимого тех горшочков, из которых Эмилин заваривала себе чай, были ивовая кора и таволга, снимающие боль, а также ягоды боярышника и цветы наперстянки — лекарства от сердечных недомоганий.
Ослабленная голодом, с больным сердцем, леди Бланш могла умереть даже от небольшой дозы боярышника или наперстянки, которые опасны тем, что очень сильны и в больших дозах действуют как яд. Эмилин не поленилась проверить и обнаружила, что горшочек с сухой фиолетовой наперстянкой почти пуст.
Аккуратно сложив пергамент, Эмилин снова засунула его под обложку. Принесла небольшую сумочку из мягкой замши и, положив туда книгу, привязала ее к поясу.
Сквозь бойницу проникал холод и свет — еще не стемнело. Дрожа, Эмилин застегнула плащ и начала нетерпеливо ходить по комнате. Снизу долетали крики и хохот. Едва наступит темнота и замок затихнет, она убежит.
Плохо, что голова постоянно кружилась — сказывались голод и переутомление. Эмилин прилегла на широкую кровать, завернувшись, словно в одеяло, в свой плащ, и решила немного отдохнуть.
Из глубокого забытья Эмилин вывел стук копыт. Открыв глаза, она с ужасом обнаружила, что проспала до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132