Зачем? Если это так, то ты жестокий и бездушный человек. – В горле у нее пересохло, голос звучит хрипло и некрасиво. – Не смей насмехаться надо мной!
Летиция хотела бы сказать этому крохотному человечку что-нибудь насмешливое и злое, как это часто делает Климентина. Она знает, что в ответ на эти слова можно нарваться на ответную грубость. Но Юнь Чан молчит.
– Я пойду к себе, Юнь Чан! – девушка наклоняет голову, чтобы избежать прямого взгляда слуги. – Распряги лошадок и пусти их в сад! Пусть пасутся в тени деревьев. И скажи Элис, чтобы принесла мне кувшин лимонада.
Она торопливо минует террасу, входит в холл, проскальзывает через гостиную, столовую. Как хорошо, что ей никто не встречается по пути, ни мама, ни Климентина. Она должна побыть одна! Как ей теперь вести себя в доме, где, оказывается, никому нельзя доверять? Даже отцу!
В сознании у нее зреет решение – она должна встретиться с Мистером Ди и расспросить его! Как, каким фантастическим образом Гарольд угодил в эту страшную компанию каторжников? Почему отец называет Гарольда преступником, вором, мошенником? Почему Гарольд сам называет себя нелепым и неподходящим для него именем? Никакой он не Джулиан Донован. Нет! Нет! Ее Гарольд, Гарольд Маккензи не мог превратиться в преступника, в вора. Летиция никогда, никогда не могла бы так полюбить преступника!
– Господь милосердный и мудрый, – шепчет она в исступлении пересохшими губами, – помоги, Господи! Дай знак мне, неразумной и глупой, помоги разобраться в своих сомнениях, утешь меня в скорби душевной и сохрани от искушений!
Глаза наполняются жаром. Летиция крепко притворяет за собой дверь, почти падает в мягкое кресло и разражается слезами отчаяния.
А если отец прав, и она ошибается? Принять этого босого, заросшего щетиной, худого, изможденного жарой и скудным питанием человека за благополучного, холеного и всегда вылощенного морского офицера Гарольда Маккензи может только сумасшедшая. Как те безумные особы, которые влюбляются в героев газетных статей и приключенческих романов, коллекционируют фотопортреты и афиши любимых актеров, играющих героические роли в театрах. Летиция всегда считала подобное увлечение проявлением глупости и чрезмерной экзальтированности. Неужели и она скатилась до подобного состояния?
Она сегодня упала в обморок, потому что ей показалось, будто этот преступник смотрит на нее знакомыми глазами, синими глазами Гарольда! Господи, да о чем она сейчас думает? Все изменилось с той поры, как они с Гарольдом разминулись. Она не поверила в гибель возлюбленного еще тогда, когда через полгода корабль вернулся без него. Встал у причала военной базы в Хартлпуле, а спустя всего несколько дней отправился в военный поход к берегам Индии. Интересно, где находился тогда Гарольд?
Где, в конце концов, его тело? Почему его не доставили в Консетт для захоронения в фамильном склепе? Так делали всегда его предки! Даже прадеда Гарольда, сэра Роберта Маккензи, привезли в запаянном гробу из-под Кале.
А Майкл Смит? Как он мог так правдоподобно лгать ей? Хотя, по правде сказать, в ее душе всегда оставалась надежда, что Гарольд жив! Неужели интуиция ее не подвела? Что же теперь делать? Летиция сосредоточилась – она должна вспомнить и разложить по полочкам утренние события. Итак… В кабинете отца все происходило по давно заведенному распорядку. Отец осмотрел женщин, Летиция раздарила все коробки. Потом они с отцом немного отдохнули, умылись и возобновили осмотр.
Любой, даже особо «отличившийся» арестант всегда испытывает уважение и почтение к доктору, да еще к такому прославленному, каким был ее отец. Доктор Джон Картер – лорд, отказавшийся от наследственного места в парламенте ради сомнительной карьеры среди презираемой в обществе публики. Именно таковыми были каторжники.
Внезапно молчание отца затянулось. И это встревожило Летицию. Она напряглась, словно перед приближающейся опасностью. Девушка уже собралась окликнуть замолчавшего отца, как очень знакомый голос заставил ее сердце учащенно биться. Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Осужденный Королевским судом на длительные каторжные работы Джулиан Донован.
И почти следом – отцовское восклицание, растерянное, мучительное:
– Сэр?! Время пришло?
Летти задохнулась, сердце замерло, камнем упало вниз и разбилось на тысячу осколков. Ногам стало жарко, словно она опустила их в кипяток. Летиция вскочила, бросила на стол ручку, и чернила с перышка разбрызгались по чистому листу черными вытянутыми эллипсами. Этот голос ей знаком, знаком до щемящей боли в сердце.
– Гарольд?! Гарольд Маккензи! – Она вышла из-за ширмы, встала перед ним, трепеща от смешения охвативших ее чувств: недоумения, радости, нежности и негодования. – Ты жив, Гарольд? – Сейчас она поняла, что с течением времени и впрямь забываются все обиды. – Как ты здесь оказался в столь странном окружении, Гарольд?!
Каторжник удивленно приподнял правую бровь. И она снова услышала его бархатистый баритон, полный прежней чувственности:
– Миледи, похоже, путает меня с кем-то! Я никогда не носил этого имени. Я Джулиан Донован. Но даже самым близким людям не позволил бы называть меня домашним именем! – Он смотрел на нее свысока долгим, тягучим взглядом, каким всегда смотрит сильный мужчина в глаза притягательной для него женщины.
Он стоял перед ней обнаженный по пояс, загорелый, словно мулат, в потрепанных лохмотьях вместо брюк с подвернутыми до колен штанинами. Насмешливый, каким Гарольд никогда не был. Глаза на загоревшем лице казались совсем синими, словно стали ярче от солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66