Он остроумен. Прекрасно образован, у него безупречные манеры. У него свое дело в Лондоне и есть обширные имения, которыми он управляет с поистине Соломоновой мудростью. Разумеется, он не женат. И как раз сейчас подыскивает себе жену…
Остин медленно всплывал, поднимаясь сквозь защитные слои сна, словно увлекаемый вверх некоей требовательной силой, к которой он относился без доверия и которой повиноваться не хотел. Чернильно-черный туман, который клубился вокруг него, постепенно бледнел, становился серым и наконец рассеялся. Кто-то что-то говорил… рядом с ним, над ним или внутри его? Он совершенно утратил чувство реальности, не понимал, где что, вообще не сознавал себя отдельно от окружающих предметов.
Глаза его открылись, взглянули на измятое постельное белье, затем сами собой закрылись. Но этого короткого взгляда ему оказалось достаточно для того, чтобы сориентироваться в своих ощущениях. Он понял, что лежит в постели, на животе. В следующее мгновение что-то прохладное и влажное коснулось его щеки, скользнуло вниз по шее, добралось до плеч, пошло вниз по позвоночнику. Он задрожал. Это прохладное ласковое ощущение лениво проследовало вниз по его руке, нежно защекотало между пальцами.
Даже в полубессознательном состоянии он сумел додумать мысль, что ощущение это было божественным. И он снова различил голоса — услышал женский голос. Женщина? Возле его постели? Он попытался снова открыть глаза и увидел длинную светлую прядь, локон, почти касавшийся его лица. Он сумел заставить себя подняться взглядом по локону до головки, с которой тот падал, до склоненного над ним лица.
Это было потрясающее лицо, с мраморно-белой кожей и золотисто-карими глазами, окруженное ореолом сияющих золотом светлых волос, отчетливо видных на черном фоне. Блондинка в черном. Свет и тьма. Глаза его сами собой закрылись, унося это видение в подступающее забытье. Сияя, видение поплыло в мареве лихорадочного жара, такое воздушное, прекрасное, утешительное — и почему-то смутно знакомое. Должно быть, это ангел, подал мысль измученный лихорадкой рассудок. Он чувствовал присутствие чего-то теплого рядом, ноздрей его касался нежный аромат розового масла и лаванды. Прекрасный земной ангел, которого он уже видел где-то… Он рванулся, пытаясь заставить себя думать ясно, приподнялся на руках. Где? Где она?!
Острая боль пронзила позвоночник и взорвалась в голове, заставила его рухнуть обратно на постель, задыхаясь и давясь стонами. Чьи-то руки приподняли его голову и приложили чашку к губам. Затем горькая жидкость заполнила ему рот, он просто вынужден был проглотить ее, чтобы не задохнуться. Затем он сделал второй глоток, третий… Руки опустили его голову, и что-то прохладное снова коснулось его лица. Но прежде чем он сумел приподняться снова, милосердная тьма опять поглотила его, окутав своим благодетельным туманом.
Когда Рейн Остин пришел в себя в следующий раз, то сознание его, увы, было совершенно ясным и чувствовал он себя очень неважно. Скрипнув зубами, он открыл глаза и обнаружил, что лежит в постели, вся нижняя часть тела ноет, а левая ягодица нестерпимо болит. Во рту ощущался мерзкий привкус, будто это вовсе не рот, а мешок из-под заплесневевшего овса. В голове сразу застучало и загудело, едва он приподнял ее и, прищурившись, попытался рассмотреть, что там, за полузадвинутым пологом кровати. Видел он все не слишком отчетливо. Он сморгнул, пытаясь заставить глаза видеть ясно, невзирая на боль.
Все, что он сумел разглядеть, показалось ему совершенно незнакомым. Стрельчатая старинная дверь, темные витые столбики кровати. Сам полог, казавшийся серым в полумраке комнаты, вызывал мысли о ветхости и запустении, хотя он не сумел бы объяснить почему. Превозмогая боль в нижней части тела, он приподнялся на локтях, твердо решив выяснить, что с ним и где он находится.
Опираясь на локти, он потер лицо ладонями и крепко зажмурил глаза — в конце концов ему удалось совладать с болью. Неуверенно перевалившись на правый бок, Остин выгнул спину, повел плечами и покрутил шеей. Все тело затекло, слушалось плохо, словно он пролежал в одном положении много дней. Головой он едва мог шевельнуть. Он еще чуть приподнялся, весь дрожа от напряжения, и, сообразив наконец, где находится источник неприятных ощущений, протянул плохо слушающуюся, неуклюжую руку и пощупал левую ягодицу. Бинты. Боже, так это задница у него так болит!
И когда он еще немного повернулся и вывернул затекшую шею в надежде разглядеть свою рану, что-то качнулось над ним и легко коснулось головы. Он отшатнулся, зажмурился, заморгал, пытаясь увидеть то, прикосновение чего ощутил.
Его еще мутные глаза расширились, когда он увидел над своей головой целый выводок каких-то темных, разлапистых, неясно обрисованных предметов, смутных теней, которые шевелились над ним, плясали, подпрыгивали.
О Боже, пауки!
Не сознавая, что лежит на самом краю постели, он отпрянул в ужасе, свалился с кровати и грохнулся на пол, как раз на свою раненую ягодицу.
Глава 5
Чарити находилась на верхней ступеньке лестницы, когда до слуха ее донесся глухой звук падения и последовавший за ним вопль. В руках ее был поднос с бульоном, предназначенным раненому на завтрак. Она вздрогнула, поспешно поставила поднос на кстати оказавшийся рядом столик и побежала к его комнате. Незнакомец лежал на полу на спине, беспомощно раскинув руки и ноги, стонал, ловил воздух ртом и изрыгал такие затейливые ругательства, какие Чарити уж никак не думала услышать из столь прекрасных уст.
— …как больно! А-а-а-а!.. и… как же больно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130