— Ваши родственники еще даже не приехали сюда, а вы уже строите планы, как избавиться от них.
— Да, это называется самозащитой, дорогая.
— Действительно, самозащита. Я полагаю, что если они предъявят слишком большие претензии на ваше драгоценное личное время, то вы бросите их в темницу вместе с Гариком.
— Эй, а ведь это неплохая идея! Однако нет, это не пойдет.
— Конечно, нет.
— Темница не настолько большая, чтобы вместить целую свору этих людей. И к тому же стены и цепи в ней уже недостаточно крепки.
— О, вы невыносимы, Прескотт Трефаро!
— Нет, дорогая, я просто в отчаянии. А между этими понятиями есть разница. Я никогда не чувствовал себя таким загнанным в угол, как сейчас. Кандервуды… — словом, они не такие, как вы и я. Собственно говоря, они не похожи ни на кого из тех, кого мы знаем. К дьяволу, что я буду делать?
Озабоченность, звучавшая в голосе Прескотта, подсказала Люсинде, что он не просто расстроен надвигающимся приездом родственников, а ужасно обеспокоен. И, кажется, она знала причину. Хотя он рассказал ей совсем немного о своей жизни до приезда в Англию, Люсинда узнала достаточно, чтобы понять, что Кандервуды очень плохо относились к его отцу и матери, а позднее и к брату-близнецу Пайну. Они были холодными, высокомерными, осуждающими всех и всякого людьми, которые считали, что всегда правы только они, а все другие заблуждаются и поэтому недостойны их драгоценного внимания, не говоря уже о любви. Прескотт же был одним из самых великодушных и заботливых людей, которых она когда-либо знала. И поэтому как он мог притворяться и любезничать даже короткое время с теми людьми, которые были такими жестокими с членами его семьи, так глубоко любимыми им? Конечно, он просто не мог изменить самому себе — в этом-то и была проблема.
Если бы Прескотт не позволил им приехать в Рейвенс Лэйер, он поступил бы ничуть не лучше их самих. Но с другой стороны, не будучи лицемером, он не мог принимать их с распростертыми объятиями.
— Вы сделаете все, что нужно сделать, — сказала она, очень желая хоть как-то развеять его тревогу. — Я знаю, вам ужасно не нравится это, но ведь вы не можете отвернуться от своих родственников.
— И это вы говорите мне! Они такие, что при случае попытаются зарезать меня!
— О, чепуха! Они никогда не сделают ничего подобного. В крайнем случае, просто поменьше общайтесь с ними! Пусть они сами развлекают себя во время визита.
— Да, я думаю, что так и сделаю.
— К конце концов, вы — граф Сент Кеверна, и этот титул накладывает на вас определенные обязанности, которые вы должны выполнять ежедневно.
— Действительно? Да конечно, это так и есть.
— Естественно, я не говорю, что вы должны всегда избегать их общества. Вам придется проводить с ними час или два в день. Ведь у них каникулы, и они приедут за столько километров сюда из Лондона, только чтобы навестить вас.
— Занимательные это будут каникулы, — пробурчал Прескотт. — Приглашают родственников, которых сами даже не знают.
Слово «каникулы» все вертелось в голове у Прескотта, дав толчок мыслям, как принять неожиданных гостей.
— Кандервуды приезжают первого июля. Будь я проклят, дорогая, придумал!
— Что?
Его радостная улыбка, казалось, осветила всю комнату, и сердце Люсинды затрепетало от любви.
— Мы устроим этим людям во время каникул самый большой и, черт побери, лучший праздник, который у них когда-либо был в жизни.
Ее черные ресницы заморгали в недоумении.
— Правда?
Прескотт приблизился к ней.
— Конечно. Это будут такие каникулы, которые они не забудут никогда!
Сияя от возбуждения, он схватил ее за плечи и хотел уже было по-дружески обнять, как вдруг, ощутив ее тело, поддался охватившему его чувству. И прежде чем рассудок смог взять верх над его желанием, он наклонил голову и овладел ее губами.
Прескотт хотел только поцеловать ее в знак благодарности за то, что она подала идею решения проблемы. Но в тот момент, когда он коснулся губами ее губ, почувствовав их опьяняющую сладость, его благодарность развилась в нечто большее, и прорвались те чувства и желания, которые он уже давно хранил глубоко в своей душе. Теплота разлилась по всему его телу, теплота, которая постепенно начала перерастать в бушующее пламя.
Неожиданность этого страстного поцелуя Прескотта и то всепоглощающее желание, что чувствовалось за ним, застали Люсинду врасплох. Она ощутила легкое головокружение, слабость в ногах и позволила себе растаять в его объятиях. То, что она испытала вслед за этим, дало ей возможность понять, что они прекрасно, идеально подходят друг другу. Их души и тела, казалось, были созданы, чтобы быть вместе. Ей хотелось полностью слиться с ним, чтобы их плоть и кровь стала единой, и никто и никогда не смог уже разлучить.
Но тут Прескотт опомнился и осознал, что с ними случилось.
Тяжело дыша, он медленно отстранился и посмотрел вниз на закрытые глаза Люсинды. Ее губы, пылающие от поцелуя, были еще приоткрыты и продолжали призывно манить его, прося возобновить прерванное наслаждение.
Но голос разума подсказал ему проигнорировать этот призыв.
— Вот это да, — сказал он. — Черт возьми, что здесь только что произошло?
Люсинда открыла глаза и постаралась сосредоточить на нем свой взгляд.
— А?
— Давайте-ка, дорогая, придите в себя. Не то если будете продолжать смотреть на меня, как сейчас, то соблазните меня сделать такое, о чем мы с вами потом можем сильно пожалеть.
Люсинда глотнула и заморгала ресницами, глубоко дыша, наполняя воздухом легкие в надежде, что эти движения помогут восстановить ее самообладание.
— Я… я не знаю, что вы имеете в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97