— Так оно и есть, — сказал Прескотт, подойдя к трем маленьким светловолосым голубоглазым девочкам. — Элизабет — два, Виктории — четыре, а Александре — пять и скоро будет шесть. В этому году она уже пойдет в школу. Виктория хочет пойти вместе с ней, но мы с Люсиндой думаем, что ей следует немного подождать. По крайней мере хотя бы один годик.
— Но это все же не объясняет нам, каким образом ты стал их отцом, — сказал Пайн.
— О, это очень просто, — ответил Прескотт. — Я удочерил их.
— Удочерил их? — Эмми покачала своей седой головой в удивлении. — Боже мой! О Боже мой!
— Что случилось? — спросил Пайн.
— Мой маисовый хлеб, — сказала она. — Я только что вспомнила, что оставила его в духовке. Боже мой, надеюсь, он еще не сгорел.
Когда Эмми развернулась и побежала со всех ног в дом, Хлоя подошла к своей новой невестке и обняла ее.
— Мы так счастливы, что вы приехали к нам. Все вы.
— Спасибо, — сказала Люсинда.
— Прости, если мы показались сначала не слишком радушными. Просто все мы были так удивлены приездом Прескотта.
— Не говоря уже об его овце, — добавил Пайн.
— Я могу дать тебе объяснение, — сказал Прескотт.
— Я очень на это надеюсь, брат.
— Мы просто не ожидали, что он появится здесь на ранчо, — сказала Хлоя. — По крайней мере не так скоро. Мы только что получили письмо, которое он написал нам из Венеции.
— Вы только что получили его? — спросил Прескотт.
Пайн кивнул.
— Собственно говоря, только сегодня утром. Если бы я не поехал в город за покупками и не остановился у почты, мы никогда так бы и не узнали, что ты был в Венеции.
— Но я написал это чертово письмо уже больше трех недель назад, как раз тогда, когда мы уже собирались уезжать из Италии. Мы, возможно, прибыли бы сюда раньше, — если бы не сделали ту остановку в Барселоне.
— Боюсь, это была моя вина, — сказала Люсинда.
— Твоя вина? — спросила Хлоя.
— О, не надо, дорогая, не кори себя за это, — сказал Прескотт. — Если уж в этом и была чья-нибудь вина, то моя, а не твоя.
— Но ведь это именно я почувствовала себя плохо на палубе корабля. Вы с девочками, без всякого сомнения, только наслаждались этим морским путешествием.
— Это был просто приступ морской болезни с непривычки, вот и все, — сказал Прескотт, обняв свою жену за плечи, пытаясь подбодрить ее. — Конечно, тогда я подумал, что, может быть, у тебя раньше времени начались роды. И я не мог сидеть сложа руки, гадая так это или не так. Ты и наш малыш слишком много значите для меня, — он повернулся к Хлое, — однако все дело закончилось тем, что доктор, который осмотрел ее, сказал, что все в порядке, и что Люсинда должна относиться ко всему этому спокойно и наслаждаться путешествием. Что она и сделала, как только ей стало немного получше.
— Когда ты должна родить? — спросила Хлоя.
Прескотт просто засиял от счастья.
— В этом месяце. Вот почему мы оставили Европу и приехали домой. Я никак не могу допустить, чтобы мой первенец появился на свет иностранцем. Я хочу, чтобы он с рождения был техасцем. А единственное, что нужно было для этого сделать, так это привезти Люсинду домой. Надеюсь, маленькая мисс Присси не будет против, если придется разделить комнату с ее новыми кузинами.
— Не слушай его, Люсинда, — сказала Хлоя. — Твоему малышу не придется делиться ни комнатой, ни чем-либо другим с моей дочерью. У него или у нее будет своя собственная комната. Мы с Пайном уже не живем здесь в Трипле.
— Не живете? — спросил Прескотт.
— Нет, не живем, — ответил Пайн. — Мы переехали отсюда вскоре после того, как ты отправился в Англию. Теперь мы живем в доме Хлои. Только мы втроем.
— Это правда? — спросил Прескотт. — Я знаю, что это должно быть отлично для вас троих, но не могу понять, как на это согласилась тетушка Эмми. Ей, наверное, здесь очень одиноко без вас.
— Во-первых, мы живем не на другом краю света, — сказала Хлоя. — Наш дом совсем недалеко отсюда. И во-вторых, как тетушка Эмми может чувствовать себя здесь одинокой со всеми работниками ранчо, которых всегда полон дом. Мы с малышкой тоже зашли сегодня побыть с ней, пока Пайн ездил в город за покупками.
— Ужин готов! — послышался голос Эмми из дома. — Идите есть, пока все еще горячее.
Выражение величайшего восторга появилось на лице Прескотта.
— Леди, сейчас попробуете одно из величайших чудес в жизни — кулинарию моей тетушки Эмми!
Сразу же после ужина, когда Прескотт все еще сидел за столом, все добавляя и добавляя себе то жаренного цыпленка, то зеленых бобов и картошки-пюре, и маисового хлеба, приготовленных тетушкой Эмми, и запивая все это персиковым компотом, Хлоя и Пайн пожелали всем спокойной ночи и пошли со своей спящей дочкой к себе домой. Эмми помогла Прескотту с Люсиндой уложить в кровати трех маленьких девочек, пообещав, что завтра их ждет день, полный невероятных открытий и приключений. Люсинда предложила тетушке Эмми помощь с мытьем посуды, но та вежливо отказалась.
— Это после такого-то долгого путешествия? — сказала Эмми. — Лучше иди-ка ты ложись спать и дай хорошенько отдохнуть с дороги и себе и своему ребенку.
Люсинда взглянула на гору грязной посуды в раковине.
— Но ведь я никак не могу позволить, чтобы вы делали всю эту работу одна.
— Почему же нет? Я сама справляюсь с этим уже на протяжении последних сорока лет, а может, и того больше. Ты лучше иди и составь компанию своему мужу, чтобы он не скучал.
— Хорошо, если вы настаиваете…
— Да, я настаиваю. А теперь беги. Увидимся все завтра утром. И если хотите завтра поспать подольше, спите хоть до обеда, я не буду вас беспокоить.
— Она… просто прелесть, — сказала Люсинда спустя некоторое время, когда они с Прескоттом уже лежали в кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97