Опустив глаза, она увидела напряженные соски, упиравшиеся в тонкую ткань, и поспешно оттянула ее.
— Неуклюжая я, облилась водой.
— Кристоф? Это он принес ее тебе?
— Он.
— Какой заботливый, — удивленно буркнул Максен.
— Он хотел как лучше…
— Конечно, — резко оборвал ее Пендери и спросил: — Как ты себя чувствуешь?
Девушка поняла, что норманн имеет в виду.
— Хорошо, но мне неловко, что я залила тебя слезами.
— Ну, в этом я сам виноват, — заметил он, смягчившись, лаская ее плечи.
— Просто я никогда по-настоящему не плакала, — призналась саксонка, чувствуя, как в груди загорается пламя желания. — Но прошлой ночью… — она покачала головой. — Все, кто мне дорог, ушли в небытие.
Рыцарь добавил.
— И теперь еще Эдвин.
Она растерялась — как глубоко в его памяти засел сакс. Видимо, ей так и не удалось объяснить свои чувства к бывшему жениху.
— Он мне небезразличен, Максен, меня волнует его судьба, но он мне ничуть не дорог. Мы должны были пожениться, и все.
Он неотрывно вглядывался в ее лицо, приник к ее губам.
— Я рад.
Ее охватила необыкновенная гордость от того, что Максена душила ревность, но гордость эта угасала и пропадала при мысли, что у нее не может быть будущего с человеком, которого она полюбила.
— Можешь одеваться, — разрешил Максен, наклоняясь за одеждой, — но оставайся здесь, пока я не пришлю за тобой.
— Но я же должна разливать эль за завтраком и…
— Пусть разливают другие, — перебил он ее, одевая рубашку. — Шей, если нечем заняться, но я не хочу видеть тебя с кувшином.
Наверно, полагалось бы испытывать чувство благодарности — ведь нелегко разливать эль и вино рыцарям, чьи глаза ощупывают ее с ног до головы, чьи языки становятся развязными после крепких напитков. Но девушку озадачил ответ Пендери. Чем больше она думала об этом, тем больше терялась в догадках. То, что произошло между ней и норманном, не делало ей чести, но и стыдиться здесь нечего. Она была рада, что не надо прятаться от любопытных глаз людей.
— Я не хочу быть фавориткой, потому что я… — начала она, но ее негодование увяло, так как она не способна была закончить фразу.
— Потому что мы стали любовниками? — досказал за нее Максен.
Ладно, хоть не назвал ее любовницей.
— Я не хочу, чтобы ко мне относились иначе, чем к другим, — упрямо продолжала саксонка.
Пендери уперся руками в бедра и потемневшими глазами взглянул на девушку:
— Но к тебе будут относиться по-другому. Сегодня не то, что вчера, все изменилось.
— Я не собираюсь прятаться из-за того, что случилось.
— Я и не прошу.
— Ты же велел мне оставаться здесь.
— До тех пор, пока я не пошлю за тобой.
— А когда это будет?
Он вздохнул:
— Наверно, днем.
Райна не могла остановиться:
— И тогда я опять возьмусь за кувшин?
— Я уже говорил, ты больше не будешь прислуживать за столом.
— Что было плохо вчера, то плохо и сегодня.
Максен начал терять терпение и сжал губы:
— Я не стану отвечать на твой вопрос, Райна, и ты знаешь почему.
— Объясни.
— Я уже сделал все, — и, не сдержавшись, добавил: — Я приковывал тебя цепями раньше, Райна, и если понадобится, я сделаю это снова.
Саксонка хотела ответить резкостью, но промолчала.
— Хорошо, — бросил Пендери и вышел из комнаты.
Застонав, она швырнула туфлю и, сделав несколько кругов по комнате, словно загнанный в клетку зверь, упала в кресло.
— Ты еще не выиграл, Максен Пендери, — пробормотала она.
«Ты тоже», — напомнил ей внутренний голос.
— А у тебя я не спрашиваю, — вслух произнесла девушка и покраснела — надо же, разговаривает сама с собой!
Днем за ней пришел сэр Гай. Оттолкнув под носы с едой, принесенные Лусиллой, Райна поднялась и молча пошла за Торкво в зал, где на помосте восседал Максен в окружении рыцарей высокого ранга.
У стены, слева и справа от него, стояли другие, не столь именитые норманны, а за ними — вооруженные стражники. У очага сгорбился Кристоф, и в глазах его отражались тревога и ожидание.
Несмотря на скверное настроение, Райна все же с любопытством глядела на странное собрание, ощущая на себе взгляды всех присутствующих.
— Райна, подойди и стань рядом, — попросил Пендери, когда она приблизилась к помосту.
Высоко подняв голову, девушка подошла к нему:
— Милорд?
— Минутку, — перебил ее хозяин замка, глядя в сторону дверей. Прошло несколько минут томительного ожидания, и, наконец, вошли пять саксов под охраной рыцарей.
— Что происходит? — прошептала она побледнев. Зачем Максену понадобилось приводить Этеля и других узников? Может, задумали расправиться с ними… Нет, Пендери не пригласил бы ее, если бы решил их повесить. Хотя приказал же он сопровождать себя на казнь, которая не состоялась. Райна смотрела на Этеля. Долгие дни, проведенные в темнице, состарили его, лицо побледнело, круги под глазами напоминали синяки, волосы длинные, борода свалялась. Глаза сакса сверкали от негодования и гнева. Пятерых узников остановили футах в десяти от стола, и они молча стояли, звеня цепями. Наконец установилась тишина.
Максен оглядел каждого по очереди и задержал глаза на Этеле.
— Каково твое решение? — спросил он на англосаксонском наречии.
Сакс выпрямился и расправил плечи:
— Такое, каким и было.
У девушки сердце забилось сильнее, его словно сжали ледяными пальцами: что с ними может сделать Пендери, кроме как послать на смерть? Выбора нет.
Максен встал и обратился почему-то к Райне.
— Мой подарок тебе, — сказал он, когтя ее глазами.
— Подарок? — повторила она, чувствуя, что проваливается в бездну. — Что вы хотите этим сказать?
— Они ваши. Делайте с ними все, что хотите.
Те из окружения Пендери, которые понимали англо-саксонский язык, приглушенно заговорили, удивляясь, как и она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101