— Здравствуй, Чарлз, — спустившись по лестнице, вежливо поздоровалась она.
— Привет, Элли. Мне нужно с тобой поговорить. Ни привычных улыбок, ни веселых шуток. Таким серьезным Элли его еще не видела.
— Ладно. Честно говоря, я тоже хотела с тобой поговорить.
Они наняли экипаж и в молчании поехали по Седьмой авеню в сторону Центрального парка. Элли волновалась безумно. Наконец Чарлз заговорил:
— Элли, мы знаем друг друга очень давно.
— Да, — согласилась она, всем сердцем желая угадать, чем все это кончится.
— И все эти годы я многократно просил тебя стать моей женой.
Она стиснула в руках ридикюль. Не собирается ли он заявить, что его предложение отменяется?
— И каждый раз мне приятно было это слышать, Чарлз.
— Вот как? А мне казалось, что в душе ты насмехалась надо мной.
— Я никогда не смеялась над тобой, Чарлз. Я могла иногда срываться, но никогда не считала твое предложение поводом для насмешек. Я очень ценила и ценю твою дружбу.
— Но совсем недавно ты была… как бы сказать… такой далекой.
Элли перевела дыхание.
— Боже мой, Чарлз, просто жизнь стала труднее, только и всего.
— Значит, я тебе по-прежнему небезразличен? — спросил он, и в его глазах ясно читались мольба и надежда.
— Да, ты мне очень близок. Ты всегда был замечательным другом, и, поверь, я очень это ценю.
— Другом? Разве мы только друзья? Скажи тогда в последний раз: ты выйдешь за меня замуж?
Элли следовало бы возликовать. Он предложил ей именно то, к чему она сейчас стремилась, и предложил в самый подходящий момент. Прямо какая-то сказка со счастливым концом. Но вся эта история не была сказкой и тем более у нее не было счастливого конца.
— Для меня большая честь выйти за тебя замуж, Чарлз.
Он в изумлении радостно воззрился на нее:
— Ты согласна?! Господи, какое же это счастье!
Он потянулся к Элли, чтобы обнять, но она, вытянув руку, сдержала его порыв.
— До того, как ты решишь, что это счастье, я обязана тебе кое о чем сказать.
— Что такое?
Как Элли не хотелось об этом говорить! Но Чарлз был исключительно порядочным человеком, его единственный недостаток состоял в том, что он за ней ухаживал. И начинать свое замужество со лжи она не могла.
— Я беременна, Чарлз.
Она выговорила это, горделиво вздернув подбородок, чтобы скрыть свое замешательство. Чарлз был простодушным человеком, и сейчас все его чувства ясно читались у него на лице. Он нахмурился, вникая в услышанное, потом бросил на нее недоверчивый взгляд, боясь, что ослышался. Наконец он понял, что это действительно правда.
— Кто этот негодяй? — вскипел он, — Я убью его!
— Я не скажу, Чарлз. Если ты сейчас отвернешься от меня, я пойму и не обижусь. Но если ты все еще хочешь жениться на мне, ты должен знать, что я никогда не скажу, кто отец моего ребенка.
Чарлз, откинувшись на обитое плюшем сиденье, повернул голову и посмотрел на проплывавшие мимо дома.
— Если только на этих условиях мы можем пожениться, пусть так и будет.
— Только не женись на мне из ложного чувства долга. Ты мне ничего не должен.
— Ложное чувство долга? — Он посмотрел ей прямо в глаза. Растрепанные светлые волосы упали ему на лоб, темно-карие глаза были пусты и безжизненны. — При чем здесь это? Элли Синклер, я женюсь на тебе, потому что люблю тебя.

Часть III
ТОМЛЕНИЕ
Глава 29
Март 1899 года
НЕУЛОВИМЫЙ ХУДОЖНИК ВЕРНУЛСЯ
М. М. Джей через два с половиной года после своей последней картины вернулся в мир искусства. И как! Снова его картина была найдена на ступеньках картинной галереи, и никаких следов самого мастера. Может показаться, что уверенные искусные мазки и тщательно выписанные детали были для художника самоцелью. Но стоит отступить на несколько шагов и окинуть взглядом все полотно, как это впечатление исчезает — настолько живо и выразительно изображена вся сцена. Зритель ощущает себя не ценителем искусства, а непрошеным свидетелем сцены, которая не предполагает присутствия чужих глаз.
«Это что, эротика?» — спрашивают многие. Да, я вынужден признать — да. Но если внимательно при глядеться, то начинаешь понимать, что эта эротичность связана скорее с чувствами, которые пробуждает полот но, но не с самой картиной. Томление и безнадежно отчаяние. Такие видимые и осязаемые. Есть тела и, как всегда, нет лиц. М. М. Джей никогда не пишет лиц, как бы и здесь сохраняя свою анонимность.
Меня мучит один вопрос: зачем вы вернулись.
М. М . Джей , намерены скрываться и дальше?
Эйбл Смайт
— Всем доброе утро!
Элиот Синклер Монро вплыла в столовую. С ослепительной улыбкой она наклонилась и поцеловала мужа в лоб.
Чарлз Монро отложил в сторону утреннюю газету и встал со своего места, чтобы отодвинуть для жены стул.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Великолепно! — отозвалась Элли, расстилая на коленях салфетку и с наслаждением вдыхая запах, шедший от стоявшего перед ней блюда с тушеным картофелем и яичницей с ветчиной.
Ее шелковистые белокурые волосы были подняты надо лбом и собраны на затылке в элегантный пучок, перевязанный голубой шелковой лентой. Она по-прежнему была стройна, невзирая на обильные завтраки, до которых была большая охотница. На ней было простое домашнее платье из мягкой шерстяной ткани. Впрочем, простота стиля теперь как раз начала входить в моду. От природы грациозная и очаровательная, жена Чарлза Монро — сына Руперта Монро, владельца процветающего издательского дома Монро, — пользовалась большим успехом в свете. Несмотря на то что Монро были из нуворишей и никогда не бедствовали, на них сейчас свалилось действительно несметное богатство. Руперт стоял на страже «новой респектабельности» своей семьи как если бы она была фамильным достоянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98