Под своим пледом он был тверд как скала и вдруг вспомнил, что уже больше четырех месяцев не держал в объятиях женщину. Кровь стучала у него в висках, и руки дрожали от напряжения, когда он старался удержать себя над ней, хотя его тело стремилось опуститься на ее мягкость, найти нежные складки между ее бедер и войти в ее теплую глубину.
Нейл заставил себя притормозить. Он оторвался от ее губ, когда ее нежный вздох капитуляции достиг его сознания, и напомнил себе, что, несмотря на успехи в поцелуях, она еще девственница. Встав на колени, он посмотрел на свою невесту. Макиннес. У него перехватило дыхание, а сердце, казалось, застряло в горле от соблазнительного зрелища. Ее платье задралось, открывая нежные белые ноги. Ее бедро охватывала потрепанная голубая лента, подвязывавшая ее чулок. Он чуть-чуть выглядывал над краем его сапога. Чулок? Он сглотнул. На ней были чулки. Она же была босой? Он вспомнил, как оскорбил ее этим. Вспомнил, как она поджимала пальцы, стоя на холодной земле двора. Когда она успела надеть чулки? И где она их взяла? Он посмотрел внимательнее. Это были его чулки! Она надела его чулки, подвязав их голубой лентой. Его чулки и его сапоги.
Нейл с трудом вздохнул – его поясница болела так, как будто кто-то ударил его кулаком по почкам. Кровь Христова! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы возбудить его страсть. Он попытался успокоить свое возрастающее желание. Его мышцы были напряжены, а самообладание грозило вот-вот его покинуть. С рассыпавшимися по подушке волосами, с губами, распухшими от его поцелуев, с порозовевшей кожей на груди там, над вырезом платья, и с серебряной цепочкой на шее, мерцающей на розовом фоне кожи, она не выглядела невестой. Она не выглядела невинной. И она не казалась непреклонной, властной главой клана Макиннес. Она выглядела голодной, распутной и очень красивой, гораздо более красивой, чем раньше. Нейл зажмурился, стараясь прогнать этот образ. Впервые в своей жизни он захотел использовать свой талант художника для написания ее портрета. Он хотел сначала нарисовать ее. Он хотел сделать эскиз на бумаге, а потом написать ее образ красками на холсте. Он хотел заполнять холст за холстом. Как да Винчи, как Тициан. Он хотел заполнить очень много холстов портретами Джессалин Макиннес. Нейл провел кончиками пальцев по ее платью. Она задрожала в ответ, и ее соски напряглись под его легким прикосновением. Он резко вдохнул воздух. Такая она была опасна. Опасна для его душевного спокойствия. И гораздо более опьяняюща, чем самый дорогой бренди.
Он хотел ее вот такую. С задранной юбкой, в его черных кожаных сапогах, с потрепанной голубой лентой на ноге. Он хотел сдвинуть ее юбку вверх, на талию, и лечь обнаженным между ее бедер. Он хотел коснуться ее, ощутить ее вкус. Хотел погрузиться глубоко в ее лоно.
Нейл, расстегнув брошь, закреплявшую тартан, обернутый вокруг его груди и плеч, сорвал плед, стянул через голову рубашку и расстегнул ремень, удерживающий плед на бедрах. Ткань скользнула по его животу и упала к ногам.
Глаза Джессалин удивленно расширились, когда Нейл обнажил свое тело. Она быстро закрыла глаза, но любопытство заставило ее открыть их снова, и от мощи его мужской красоты у нее перехватило дыхание. Он был высокий и стройный, с широкими плечами, узкими бедрами и прекрасно вылепленными грудью и животом. Рельефные мускулы перекатывались под кожей немного темнее ее собственной. Густые темные волосы, покрывавшие его широкую грудь, переходили в узкую линию, которая змеилась вниз вокруг пупка и дальше, сливаясь с другими кудрявыми волосами, из которых гордо торчала еще одна часть его тела. Вид этой «части» подействовал на нее завораживающе. Ее кожа стала горячей, а тело как будто обрело собственную волю. Соски болезненно напряглись, и ей пришлось крепко сжать бедра, чтобы скрыть непонятную влагу, вдруг появившуюся в самом центре ее. Она хотела прикоснуться к нему – ласкать ту его «часть», – узнать, такой же ли он разгоряченный, как и она. Глубоко вздохнув, Джессалин облизала вдруг пересохшие губы и протянула руку…
Выражение ее лица – как у котенка, обнаружившего миску сметаны, – и то, как ее розовый язычок мелькнул между губами, как будто она уже попробовала угощение, оказалось для Нейла последней каплей. Он перестал бороться с желанием и, наклонившись, прильнул к ее губам горячим, жадным поцелуем. Он ласкал ее грудь сквозь ткань платья, проводил ладонью по затвердевшим бугоркам, по поношенной ткани ее белья. Он приподнимал пальцами ее одежду в поисках наслаждений, которые, он знал, спрятаны там под путаницей волос у основания ее бедер. Достигнув мягкого треугольника, он скользнул пальцами между нежными складками плоти. Она была напряженной, влажной и готовой.
Как и он. Стиснув зубы от желания, струившегося по венам, Нейл втиснул колени между ее ног, начиная атаку чувственного убеждения – давление его коленей, умелые прикосновения пальцев и жадные поцелуи, – чтобы убедить Джессалин ему открыться. Она сделала это с готовностью, и Нейл быстро накрыл ее тело своим. Он хотел заниматься с ней любовью. Хотел возбудить ее еще сильнее и подарить ей все удовольствия, какие дарят любовники, но его тело предало его! Он не мог стереть из памяти тот распутный образ, который жег его мозг. Он колебался, боролся с собой, ждал ее ответа, пока звук, вздох, запах не соединились, чтобы столкнуть его в пропасть. И тогда он понял, что не может больше ждать. У него не осталось сил, чтобы думать о ее наслаждении. С разочарованным стоном Нейл положил ей руки на бедра, заставил работать свои напряженные мышцы и рванулся вперед, погружаясь в ее глубину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90