XIX. Ветка апельсинного дерева

В этой тюрьме, куда их на время заперли, Аженор и его оруженосец провели весьма тревожную ночь; офицер, исполняя приказ Мотриля, больше не появлялся.
Утром Мотриль собирался наведаться в тюрьму; предупрежденный о приезде Аженора в последнюю минуту – он уже был готов отправиться с королем доном Педро на бой быков, – мавр имел в распоряжении ночь, чтобы поразмыслить, как ему следует действовать; он еще ничего не придумал, судьбу посла и его оруженосца должен был решить второй допрос.
Еще можно было рассчитывать, что Мотриль разрешит посланцу коннетабля предстать перед доном Педро, но лишь в том случае, если мавру каким-либо образом удалось бы разгадать цель миссии Аженора.
Великая тайна импровизаторов в политике всегда заключается в том, что им заранее известны те материи, по поводу которых приходится импровизировать.
Покинув пленников, Мотриль направился в амфитеатр, где король дон Педро устраивал для своего двора бой быков. Этот праздник, который короли обычно давали днем, на сей раз проходил ночью, что придавало ему больше великолепия; арену освещали три тысячи факелов из благовонного воска.
Сидящая в окружении придворных, которые с благоговением взирали на это новое светило, озаренное милостью короля, Аисса смотрела, ничего не замечая, и слушала, не вникая в слова.
Король, мрачный и озабоченный, пристально вглядывался в лицо девушки, пытаясь прочесть ту надежду, что беспрестанно внушали ему неизменная бледность ее такого чистого лобика и унылая пристальность ее задумчивых глаз.
Человек необузданного сердца и неукротимого темперамента, дон Педро напоминал удерживаемого на месте скакуна; его нетерпение выражалось в нервных подрагиваниях, причину которых тщетно пытались разгадать собравшиеся гости.
Неожиданно чело короля совсем помрачнело.
Глядя на холодную как лед девушку, король подумал о своей пылкой любовнице, оставшейся в Севилье, вспомнил Марию Падилью – Мотриль говорил ему, что она неверна и изменчива, как фортуна, – молчание которой подтверждало предположения мавра; он страдал вдвойне – от холодности присутствовавшей здесь Аиссы и от любви к далекой донье Марии.
И когда дон Педро вспоминал эту женщину – он обожал ее так безудержно, что его страсть приписывали колдовству, – из груди его вырывался горький вздох, который, словно порыв бури, заставлял всех придворных, не сводящих глаз с короля, пригибать головы.
В один из таких моментов в королевскую ложу зашел Мотриль и, окинув присутствующих острым взглядом, сразу понял, в каком подавленном настроении они находятся.
Он сообразил, что за буря бушует в сердце дона Педро, угадав, что ее причина кроется в холодности Аиссы, и бросил на девушку – та сидела невозмутимо-спокойно, хотя отлично все понимала, – взгляд, исполненный угрозы и ненависти.
– А, это ты, Мотриль, – сказал король. – Ты пришел не вовремя, я скучаю.
– У меня есть новости для вашей светлости, – сказал Мотриль.
– Важные?
– Разумеется. Разве я посмел бы беспокоить моего короля по пустякам?
– Ну ладно, говори.
Министр склонился к уху дона Педро и прошептал:
– Прибыло посольство, которое к вам прислали французы.
– Смотрите, Мотриль, – ответил король, не расслышав, казалось, того, что сказал ему мавр, – видите, как скучно Аиссе при дворе. Мне в самом деле кажется, что вам лучше бы отослать эту молодую женщину назад в Африку, по которой она так сильно тоскует.
– Ваша светлость ошибается, – возразил Мотриль. – Аисса родилась в Гранаде и, не зная своей родины, где никогда не была, не может тосковать по ней.
– Может, она тоскует о чем-то ином? – спросил, побледнев, король.
– Я так не думаю.
– Но тогда, если нет причины для тоски, ведут себя совсем по-другому. В шестнадцать лет весело болтают, смеются, живут, а эта девушка – настоящая покойница.
– Вы же знаете, государь, что никто не может сравниться в серьезности, целомудрии и сдержанности с восточной девушкой, потому что, как я вам уже говорил, Аисса, хотя и родилась в Гранаде, по крови происходит от самого Пророка. Аисса носит на челе тяжелый венец, венец страдания, поэтому у нее и не может быть свободной улыбки и болтливой веселости испанских женщин; никогда не слышавшая ни болтовни, ни смеха, она не способна вести себя как испанки, то есть, словно эхо, откликаться на суету, что ей чужда.
Дон Педро закусил губы и влюбленно посмотрел на Аиссу.
– За один день женщина не переменится, – продолжал Мотриль, – а те из женщин, что долго сохраняют свою честь, долго хранят и свою любовь. Донья Мария сама почти навязалась вам, а поэтому и забыла о вас.
В эту минуту, когда Мотриль произносил эти слова, ветка апельсинного дерева, брошенная с верхних ярусов, опустилась на колени дона Педро с точностью пущенной в цель стрелы.
Придворных возмутила подобная дерзость; многие из них повскакали с мест, чтобы посмотреть, откуда бросили ветку.
Дон Педро взял ветку, к которой была прикреплена записка. Мотриль подался вперед, чтобы взять ее, но дон Педро остановил его взмахом руки.
– Это послано мне, а не вам.
Увидев почерк, король радостно вскрикнул, а когда прочел первые строки, лицо его просветлело.
Мотриль с тревогой следил за тем, какое действие оказывает на короля содержание записки.
Вдруг дон Педро встал.
Поднялись и придворные, готовые следовать за ним.
– Оставайтесь, – сказал дон Педро, – праздник еще не кончился, я желаю, чтобы вы остались.
Мотриль, не зная, как оценить это неожиданное событие, тоже хотел последовать за королем.
– Останьтесь! – приказал король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202