– Прекрасно! Я сам все узнаю, – решительно объявил Аженор.
– Каким образом?
– Раз Мюзарону удалось подобраться к носилкам, то и я проберусь не хуже него. Мы, горные охотники, привыкли бесшумно скользить со скалы на скалу и врасплох застигать серну на самых вершинах. Дон Мотриль вряд ли окажется более осторожным и пугливым, чем серна.
– Будь по-вашему! – воскликнул Фернан, также захваченный азартом юности. – Но при одном условии – с вами пойду и я.
– Пойдемте, а Мюзарон посторожит нас.
Аженор не ошибся, и все эти предосторожности даже оказались излишними.
Было одиннадцать часов утра. Африканское солнце палило нещадно, и лагерь казался обезлюдевшим; испанские и мавританские часовые попрятались в тени, кто под скалой, кто под одиноким деревом, и, если бы не палатки, ненадолго оживившие этот пейзаж, могло показаться, что ты находишься в пустыне.
Палатка дона Мотриля стояла на отшибе. Чтобы еще больше удалить ее от людей или в надежде найти чуть прохлады, Мотриль поставил ее в небольшой рощице. Он велел внести носилки в палатку, а вход завесить пологом из турецкой парчи, чтобы чужие взгляды не проникали внутрь. Именно эту палатку, где хранилось сокровище, Мюзарон и показал пажу и Аженору. Оставив Мюзарона на том месте, где он находился и откуда мог видеть, что происходит у той стенки палатки, которая была обращена к лагерю, молодые люди сделали круг и вышли на опушку рощи; потом, затаив дыхание и бесшумно ступая, прошли вперед, осторожно раздвигая ветви, шелест которых мог бы их выдать, и добрались, не услышанные доном Мотрилем, до круглого полотняного шатра, где тот находился вместе со своими носилками. Увидеть они ничего не могли, но зато все слышали.
– Жаль, что из их разговора мы ничего не узнаем, – вздохнул Аженор, – ведь они говорят по-арабски.
Фернан приложил к губам палец.
– Я понимаю по-арабски, – шепнул он, – дайте мне послушать.
Паж прислушался, а рыцарь погрузился в молчание.
– Странно, они говорят о вас, – сказал Фернан, который на минуту весь обратился в слух.
– Обо мне? Невероятно! – прошептал Аженор.
– Ну да, я не мог ошибиться.
– И что они говорят?
– Пока говорил только дон Мотриль. Он спросил: «Это рыцарь с красным султаном на шлеме?»
И в этот миг певучий, слабый голос – казалось, что он рассыпает янтарь и нежным эхом отзывается в сердце, – ответил:
– Да, молодой и красивый рыцарь с красным султаном.
– Конечно, молодой, ему ведь едва исполнилось двадцать, но красивым я его не назову.
– Он умело носит оружие и, кажется, храбрый.
– Храбрый? Разбойник он! Пиренейский стервятник, который приехал терзать труп нашей Испании!
«Что он сказал?» – спросил Аженор. Паж, смеясь, повторил ему слова Мотриля. Рыцарь покраснел, схватился за рукоять меча и даже наполовину вытащил его из ножен. Фернан придержал его руку.
– Сеньор, это же плата за любопытство. Не сомневаюсь, сейчас и мне достанется, давайте послушаем, – предложил он.
Нежный голос продолжал говорить по-арабски:
– Это первый рыцарь из Франции, которого я вижу, так простите же мое любопытство. Французские рыцари славятся своей учтивостью, так все говорят. Он на службе у короля дона Педро?
– Аисса! Не говорите мне больше об этом молодом человеке, – со сдержанной яростью сказал Мотриль.
– Вы сами рассказали мне о нем, – возразил мелодичный голос, – когда мы повстречали его в горах, и, сперва пообещав мне сделать привал в рощице, где рыцарь оказался раньше нас, стали, несмотря на мою усталость, убеждать, что нужно потерпеть, чтобы приехать в Коимбру раньше французского сеньора и не дать ему раньше нас встретиться с доном Фадрике.
Фернан удерживал рукой рыцаря; ему показалось, что завеса разорвалась и обнажила тайну мавра. «О чем он говорит?» – спросил рыцарь.
Фернан повторил слова Мотриля.
А тем временем мелодичный голос, чьи звуки проникали в самое сердце рыцаря, что-то говорил, хотя Аженор и не понимал слов.
– Если он трус, почему же вы его боитесь?
– Я никому не доверяю, но никого не боюсь, – ответил Мотриль. – К тому же считаю, что вы напрасно интересуетесь человеком, которого больше никогда не увидите.
Последние слова Мотриль произнес так выразительно, что не оставалось сомнений в их смысле; поэтому Аженор по знаку, который ему сделал паж, понял, что тот услышал нечто очень важное.
– Будьте крайне осторожны, господин де Молеон, – сказал он. – То ли по соображениям политическим, то ли по причине ревнивой ненависти, вы имеете в лице дона Мотриля врага.
Аженор презрительно усмехнулся.
Оба вновь прислушались, но больше ничего не услышали. Через несколько секунд они увидели из-за деревьев Мотриля, который вышел от Аиссы и пошел в сторону палатки дона Фадрике.
– Мне кажется, пора взглянуть на эту прекрасную Аиссу, которая с такой симпатией относится к французским рыцарям, и поговорить с ней, – сказал Аженор.
– Взглянуть можно, – согласился Фернан. – Поговорить нельзя. Неужели вы думаете, что Мотриль мог уйти, не поставив часовых у входа?
И острием кинжала Фернан разрезал шов палатки; сквозь образовавшуюся узкую щель можно было заглянуть внутрь.
Аисса полулежала на ложе, устланном расшитой золотыми узорами красной тканью; она загадочно улыбалась каким-то своим грезам, что свойственно женщинам Востока, вся жизнь которых отдана пылкой чувственности. Одной рукой она держала музыкальный инструмент, который называется гузла. Гузла – смычковый музыкальный инструмент с одной струной.

Другую она погрузила в убранные нитями жемчуга черные волосы, оттенявшие ее нежные, тонкие пальцы с алыми ногтями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202