Они вернулись в Рим; соперница последовала за супругами и туда.
Она поклялась уничтожить княгиню, ибо испытывала такую ненависть женщины-итальянки, которая ни с чем не считается и для которой нет ничего святого. Супруга коннетабля имела несчастье однажды задеть гордость принцессы Киджи замечанием, касающимся ее манеры одеваться, в частности желтого платья с красной отделкой, которое издали привлекало к ней внимание.
— Посмотрите, как вырядилась сегодня вечером госпожа Киджи, — сказала княгиня красивому маркизу-генуэзцу, которому Киджи хотела понравиться, — она похожа на швейцарца из папской капеллы, даже усы у нее на месте.
Остроту подхватили, и она попала по адресу. Принцесса была высокой, крепкой, с растительностью на лице, одной из тех могучих красавиц, каких некоторые мужчины невероятно ценят, а другие гнушаются. Характер у Киджи был страстный и злобный; она возненавидела жену коннетабля, стремясь уничтожить ее, и преуспела в этом.
Она начала с того, что стала по-всякому чернить ее, приписывала ей похождения, которых на самом деле не было, и даже слова и критические замечания, о которых та и не помышляла, — в итоге у княгини появилась целая толпа врагов. Но это было не все: Киджи задумала покорить коннетабля и без труда добилась своего. Он открыто стал ее поклонником.
Мария Манчини не выдержала этого и высказала свою обиду самому виновнику ее унижения:
— Уж если вам понадобилась новая любовница, сударь, не могли бы вы выбрать другую, прилично ли, что вы связались с моей ненавистницей?
— Именно поэтому я так и поступил, — ответил коннетабль, — я не люблю эту женщину, но уделяю ей внимание только для того, чтобы заставить ее замолчать.
То был странный выбор средства заставить ее замолчать, как мы убедимся в дальнейшем.
За разговорами и клеветой последовали действия. Киджи посылала своей сопернице любовные записочки чрезвычайно порочащего свойства и устраивала так, что они попадали в руки коннетабля. Тот в ярости врывался к супруге с этими вещественными доказательствами ее измены; Мария с большим трудом оправдывалась, но это было новым оскорблением, какое она не могла простить.
В одну из летних ночей Киджи увезла любовника на свою виллу, где они в компании друзей наслаждались изысканным ужином и развлекались, слушая виртуознейших исполнителей — музыкантов и певцов; в обратный путь они отправились незадолго до рассвета, в такую погоду, какая бывает только в Италии и о какой не имеют представления во Франции.
— Давайте проводим коннетабля, — предложила принцесса с воодушевлением, и вся компания подхватила идею.
— О нет, сударыня, я этого не допущу, напротив, именно я…
— Ни в коем случае, нет; мы обязаны вернуть вас к семейному очагу, к прекрасной и царственной Марии, страдающей из-за вашего отсутствия.
Ее слова были встречены взрывом всеобщего смеха. Коннетабль прикусил губы.
— Гм! — буркнул он.
Кареты остановились перед дворцом Колонна, и, взглянув на окно супруги коннетабля, все увидели шелковую лестницу, привязанную к балкону. Киджи указала на нее любовнику:
— Разве я не говорила вам, с каким нетерпением вас ожидают?
Коннетабль выскочил из кареты, потребовал отпереть двери, разбудив не слишком расторопных швейцаров, бросился во дворец и поднялся к жене, ворвавшись в ее комнату как ураган. Она спокойно спала, однако окно было открыто, и ревнивец услышал, как Киджи со смехом сказала:
— Он так замешкался, что любовник успел убежать, а хитрая Мария заснула; черные лестницы существуют не только для горничных.
Эти слова определили поведение коннетабля: он повсюду искал любовника, но не мог найти, потому что его не существовало. Затем ревнивый муж устроил ужасную сцену, после чего искреннее примирение стало уже невозможным. Бывают такие оскорбления, которые женщина с таким характером, как у Марии, никогда не прощает.
Коннетабль не захотел признать, что соперница могла опуститься до такой низости, чтобы разыграть комедию с лестницей и погубить невинную женщину, мстя за незначительную обиду. Он так и не избавился от этого заблуждения, был суров, несправедлив, почти жесток, и сам себе уготовил все дальнейшие несчастья.
Тем временем в Рим прибыл шевалье де Лоррен, изгнанный из Франции стараниями г-жи Генриетты (матери нашей испанской королевы): она не желала терпеть его рядом с Месье, в доме которого он заправлял и которого превратил в свою жертву.
Для Марии Манчини шевалье де Лоррен стал другом; он был своего рода отблеском прошлого, тем человеком, с которым она могла говорить о своей юности и славе, к тому же шевалье был весьма красив и дьявольски остроумен, а с присущим ему талантом подчинять себе окружающих и плести интриги мог перевернуть вверх дном целое королевство.
Шевалье обосновался, если можно так выразиться, во дворце Колонна и почти не покидал его, принимая участие во всех развлечениях супруги коннетабля, которая, устав плакать в одиночестве у себя в покоях и поддавшись уговорам своей сестры Гортензии и герцога Неверского, стала предаваться всевозможным удовольствиям. Гортензия Манчини вышла замуж за г-на де Ла Мейере; кардинал сделал его своим наследником и создал для него герцогство Мазаринское. Ла Мейере был сумасброд и глупец. Красавица Гортензия, более взбалмошная, чем Мария, не могла жить с подобным человеком, бросила его и начала искать приключения. Всем известно, как она с этим справилась.
Она была не из тех женщин, что могли бы сдержать Марию, напротив, она изо всех сил побуждала ее к такому поведению, а Марии только того и надо было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165