Это мой сын!.. Да, да! — закричала женщина. — Да, я иду туда! Если я не смогу его спасти, то, по крайней мере, мы умрем вместе.
И тут, как будто стихия решила, пока люди молчали, дать за них ответ, чудовищная волна с грохотом обрушилась на берег; она сбила с ног несколько человек, а остальных окатила пеной.
Крики пострадавших смешались с возгласами других наблюдателей, стоявших на большем удалении от моря и не спускавших со «Святой Терезы» глаз.
Эти возгласы означали, что число потерпевших кораблекрушение, еще остававшихся в живых, сократилось до двух.
Теперь на мачте над первым трупом болтался еще один мертвец.
Таким образом, смерть поднималась вверх шаг за шагом.
— Видишь, Жанна Мари, — сказал старый боцман, — сила и мужество людей бессильны перед стихией, когда Господь Бог своим дыханием поднимает такие волны. Ни одна лодка, даже принадлежи она самому дьяволу, не перенесется через эту пучину, разве что вверх килем! Умелый пловец мог бы, пожалуй, покрыть расстояние в сто саженей, но я бы не советовал никому из Мези, каким бы сильным ни был этот человек, пытаться такое сделать.
— Пловец! Пловец! — твердила Жанна Мари, ломая себе руки. — Но я не умею плавать! О! Господь Бог, дающий матерям любящее сердце, должен был бы наделять нас мужской силой.
И тут она заметила охотника на водоплавающую дичь; он стоял рядом и хмуро смотрел на трагедию, разворачивавшуюся на его глазах.
С быстротой молнии женщина бросилась к его ногам.
— Господин Ален! — возопила она. — Господин Ален! Говорят, что вы лучший пловец не только в Мези, но и на всем побережье. Господин Ален, ради Бога, во имя вашего отца и вашей матери, покоящихся в христианской земле, спасите моего малютку!
— Даже не вздумайте, Монпле, — вмешался Энен, — даже не вздумайте! Иначе вас ждет жуткая смерть!
Жанна Мари поднялась на ноги и вскричала:
— Замолчите, Жак! Молчите и не мешайте этому смелому парню вернуть матери сына. О, если бы вы только знали, как я его люблю, добрый господин Ален! — продолжала несчастная женщина. — Если бы вы только знали, как он меня любит, мой бедный милый сыночек!.. Если бы вы знали, сколько притеснений я вынесла ради него!.. Если бы видели, с каким мужеством он согласился сесть в этот баркас, чтобы мы не лишились куска хлеба у дяди. О, тогда вы бы поняли, что мне нельзя терять его!.. Теперь, когда вы знаете это, я могу поклясться, что, спасая моего сына, вы спасаете жизнь сразу двух людей, ведь, кроме него, у меня никого нет! Но Бог, добрый, милосердный Бог — при этом вдова воздела руки к Небу, — Бог не станет отнимать у меня единственное утешение, которое он оставил мне на этом свете! Если же Господь заберет Жана Мари, то, значит, он не хочет, чтобы я пережила сына! О Боже, Боже! Ты ведь знаешь, что мать не может пережить свое дитя, не так ли?!
Эти слова потрясли собравшихся.
Даже Ален, питавший неприязнь к людям, был взволнован не меньше других. Как уже было сказано, наш герой был лишен материнской любви с самого
детства; сила и самоотверженность этого чувства, свидетелем которого он оказался впервые, привели его в неописуемый восторг.
— Что ж, да будет так! — внезапно воскликнул молодой человек. — Пусть не говорят, что Алена Монпле попросили спасти жизнь ребенка, никому еще не причинившего зла, а Ален Монпле отказался из страха за свою шкуру. Эй, вы! — крикнул он толпе и, скинув с себя бушлат и рубаху, бросил Их на мокрый песчаный берег. — Я поплыву туда! Обвяжите меня тросом.
Раздевшись в мгновение ока, обнаженный охотник походил на великолепную мраморную статую Геркулеса Фарнезского, разве что его запястья не были столь же тонкими.
Тело молодого человека обвязали тросом.
— Господин Ален! Господин Ален! — отчаянно кричала вдова, в то же время протягивая руки к затонувшему судну.
В эту минуту волны накрыли баркас, и он скрылся из вида в двадцатый раз.
Мучительное беспокойство людей достигло предела.
Героический поступок охотника мог оказаться бесполезным, если последние двое несчастных на борту уже испустили дух.
Наконец, баркас вновь принял вертикальное положение.
Все увидели, что третий матрос висит, перегнувшись вдвое, — он был мертв, как и двое его товарищей.
В живых остался только маленький юнга, привязанный к оконечности мачты, — при каждом ударе стихии он погружался в воду менее глубоко, чем другие.
— Ах! — с облегчением вздохнула вдова. — Он жив, он жив, Ален! Да хранит вас Бог!
— Мужайся, Ален, мужайся! — послышалось со всех сторон.
Охотник покрепче завязал трос, которым было обмотано его тело, и передал его конец боцману Энену, сказав:
— Держите, вы будете осторожно травить трос, а когда я доплыву туда, привяжете к нему крепкий канат. Я подтащу канат к себе, мы натянем его между судном и берегом, и, если Богу угодно, я вернусь вместе с мальчиком.
— Тысяча чертей! — вскричал Энен. — Ты безумец, но славный малый! Я не стану прохлаждаться, пока ты так
отважно рискуешь жизнью; если хочешь, Ален, мы поплывем туда вместе.
— Не стоит, не стоит, — ответил молодой охотник, удерживая старого моряка, собиравшегося скинуть с себя рубаху. — Если мальчика можно спасти, Жак, то одного человека вполне достаточно; если же невозможно, хватит и одной жертвы… У вас тоже есть дети, — прибавил он тихо, чтобы его не услышала вдова, — что с ними станет, если они вас потеряют?..
— По правде сказать, это так! — пробормотал старый моряк, печально опуская руки. — Ах, эти окаянные карапузы, я о них совсем забыл!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71