однако, видя, что он никак не может нарушить молчания, повернула голову, но так, чтобы не менять положения тела, и бросила на него неописуемо вопрошающий взгляд.
— Ну, так что? — спросила она.
— Ну так вот, мадам, — ответил принц, — вынужден признаться, что я смущен до предела.
— Смущены? Чем?
— Тем, что предстоит рассказать вашему величеству об увиденном.
— Так что же вы, собственно, увидели, Монсу де Жуэнвиль? Вынуждена признаться, что схожу с ума от любопытства. Ведь я так долго ждала, — все так же потирая красивые руки, продолжала Екатерина, — но, выходит, нечего было терять на это время. Поглядим… А свидание действительно было назначено на этот вечер: как я припоминаю, дорогой Монсу де Жуэнвиль, в записке, которую вы мне передали, ясно говорилось «сегодня вечером», но не было даты?
— Да, свидание в самом деле было назначено на этот вечер, мадам.
— И они в самом деле находились в зале Метаморфоз?
— В самом деле.
— Оба?
— Оба.
— И Марс и Венера? Ах, да! Кто Венера — я знаю, но скажите же мне, кто был Марс?..
— Марс, мадам?
— Да, Марс… Я не знаю, кто был Марс.
— Видите ли, мадам, я сам себя спрашиваю, должен ли я вам об этом говорить…
— То есть, как это должны ли вы мне об этом говорить? Полагаю, что должны, а если у вас есть какие-то сомнения, я вас от них освобождаю. Поговорим же о Марсе!.. Он молод или стар?
— Молод.
— Хорош собой?
— Несомненно хорош.
— Благородного рода, не так ли?
— Самого что ни на есть благородного.
— О-о! Да что же вы такое мне говорите, Монсу де Жуэнвиль? — воскликнула королева-мать, приподнимаясь в постели.
— Сущую правду, мадам.
— Так, значит, это не какой-нибудь ослепленный паж, не понимающий, что он делает?
— Это вовсе не паж.
— И этот отважный молодой человек, — Екатерина не смогла удержаться от язвительности, — этот отважный молодой человек занимает заметное положение при дворе?
— Да, ваше величество… Скажем так, высочайшее.
— Высочайшее? Но, ради Бога, говорите же, мои суде Жуэнвиль! Из вас приходится тянуть слова, точно речь идет о государственной тайне.
— А речь действительно идет о государственной тайне, мадам, — заявил принц.
— О, тогда, Монсу де Жуэнвиль, я уже обращаюсь к вам не с просьбой, мои слова — это приказ. Назовите мне имя этого лица.
— Вы этого хотите?
— Да, я этого хочу.
— Что ж, мадам, — произнес принц, опустив голову, — это лицо, как вы его называете, не кто иной, как его величество король Франциск Второй.
— Мой сын? — воскликнула Екатерина, подпрыгнув в постели.
— Вот именно, ваш сын, мадам.
Выстрел из аркебузы, если бы он внезапно прогремел в спальне, не смог бы породить на лице королевы столь сильного волнения и так мгновенно исказить ее черты.
Она протерла глаза, словно полумрак комнаты, освещенной единственной лампой, мешал ей различать предметы; затем, устремив на г-на де Жуэнвиля пронзительный взгляд и придвинувшись к нему вплотную, она проговорила вполголоса, но тоном, который из насмешливого стал устрашающим:
— Мне это все не снится, не так ли, Монсу де Жуэнвиль? Я правильно расслышала: вы утверждаете, что героем этой авантюры является мой сын?
— Да, мадам.
— И готовы это повторить?
— Готов.
— И подтверждаете сказанное?
— Готов поклясться.
И юный принц поднял руку.
— Великолепно, Монсу де Жуэнвиль! — мрачно произнесла Екатерина. — Теперь я понимаю и ваши сомнения, и даже причину вашего молчания. О! Кровь бросилась мне в лицо! Неужели такое возможно? Мой сын, женатый на юном, очаровательном создании, заводит любовницу, которая в два с лишним раза старше его; мой сын переходит на сторону моих врагов; мой сын, Господи… Нет, это невозможно! Мой сын в качестве любовника госпожи адмиральши!..
— Мадам, — обратился к королеве принц де Жуэнвиль, — как попала записка в карман госпоже адмиральше, мне неизвестно. Но зато я, к несчастью, знаю, что не госпожа адмиральша находилась тогда в комнате.
— Вот как! — воскликнула Екатерина. — Значит, вы утверждаете, что это была не госпожа адмиральша?
— Да, мадам, это была не она.
— Но если не она, то кто же?
— Мадам…
— Монсу де Жуэнвиль, назовите имя этой особы, ее имя, и немедленно!
— Пусть ваше величество соизволит меня извинить…
— Вас извинить! И с какой же стати?..
— Дело в том, что я единственный, кто не вправе совершать подобное разоблачение.
— Даже если этого потребую я, Монсу де Жуэнвиль?
— Даже вы, мадам. Тем более что ваше любопытство без труда может быть удовлетворено, стоит вам только обратиться к первому же придворному, а не ко мне…
— Но, чтобы обратиться к этому первому же придворному, придется ждать до завтра, Монсу де Жуэнвиль. А мне хочется знать имя этой особы сейчас, немедленно. Кто вам сказал, что я не должна принять меры, не терпящие отлагательства?
И сверкающий взор Екатерины впился в молодого человека.
— Мадам, — сказал он, — поищите при дворе ту единственную особу, чье имя я не смею вам назвать. И назовите его сами. Но я… О, для меня это невозможно!
И молодой человек прикрыл лицо обеими руками, наполовину для того, чтобы скрыть краску стыда, наполовину для того, чтобы не увидели его гневных слез.
И тут Екатерину осенила, подобно вспышке молнии, догадка.
Она издала крик и, оторвав при этом руки принца от его лица, спросила:
— Так это мадемуазель де Сент-Андре? Принц не ответил, что означало признание.
А затем он поднялся с табурета, стоящего подле постели.
Екатерина окинула принца быстрым взглядом: в нем сострадание было смешано с презрением.
Затем она обратилась к нему, постаравшись сделать свой голос возможно более ласковым:
— Бедное дитя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106