я заранее благословляю его и говорю: спасибо вам за то, что вы поможете другим лучше понять меня, объясните будущим векам, что Царица Сладострастия не была ни честолюбивой, ни алчной; она была чувствительна, а порой была несчастна, что бы о ней ни думали; и если бы Бог наделил графа ди Верруа таким же сердцем, как у нее, эта пара могла бы служить образцом для всех супругов на свете, — я уже не раз говорила это и могу повторить опять.
Нет нужды рассказывать, каким огромным и полным было наше счастье после пребывания на вилле. Госпожа ди Верруа закрыла на все глаза, притворяясь, что ничего не замечает, и теперь не входила ни к сыну, ни ко мне без предупреждения.
Что касается аббата делла Скалья, то он отсутствовал, в очередной раз уехав по какому-то поручению герцогини, очень его уважавшей и доверявшей ему многие тайны. Мы с мужем жили тихо и спокойно, старались не выдавать своих нежных чувств и на людях вели себя так же, как прежде. Это было труднее всего.
Свекровь теперь реже встречалась с сыном, была подчеркнуто холодна и строга, надеясь, видимо, таким образом вернуть его и заставить прийти к ней с повинной. Когда меня не было рядом, он действительно начинал дрожать, но стоило мне появиться, встретиться с ним взглядом, как он вновь обретал мужество и надежду. Мы везде бывали вместе, часто ездили на нашу виллу, поднимались в спальню, украшенную венгерским кружевом, без конца вспоминали первые минуты счастья, полагая, что оно продлится вечно. Вполне естественное событие, обычно переполняющее радостью семейный очаг, а для нас означающее открытое признание наших возобновившихся, или скорее начавшихся, брачных отношений, лишь затруднило вдвойне и без того сложное положение, в котором мы находились.
Надо было открыться г-же ди Верруа. Мы вовсе не собирались делать тайну из того, что у нас должен был родиться малыш, ведь этот ребенок был плодом нашей любви, и мы радовались, что он появится на свет, но нужно5 было, чтобы и свекровь восприняла его как благословение свыше, как Божий дар всем нам, а я была не совсем уверена, что она согласится с этим.
Сколько было возможно, мы скрывали эту новость. Даже согрешившая девица не принимает столь тщательных предосторожностей. Но мое плохое самочувствие выдало меня. Госпожа ди Верруа обо всем догадалась по моей бледности и постоянным моим недомоганиям. Каждый раз, когда она смотрела на меня, я заливалась краской. Мой супруг краснел еще больше, отворачивался и уходил, опасаясь объяснений. Я тут же следовала за ним, испытывая не меньший страх.
Однажды, когда я была уже готова удалиться к себе, г-жа ди Верруа окликнула меня. Я не осмелилась идти дальше, поняла, что надо вернуться и что пришло время разоблачения. Свекровь снова позвала меня, я повиновалась и подошла. Она окинула меня полным ненависти колючим взглядом и без всякого предисловия спросила:
— Вы беременны, сударыня?
Я ничего не ответила, настолько резким показался мне этот поставленный в упор вопрос.
— Когда же вы намерены признаться в этом? Когда поделитесь новостью с их высочествами? Неужели вы надеетесь скрыть ваше состояние?..
— Сударыня…
— Предупреждаю вас, это было бы слишком смешно. После того, как вы, в вашем возрасте, так безобразно повели себя с моим сыном, после того, как предпочли образ жизни, в котором даже бесстыжая девка не могла бы, наверное, признаться, не собираетесь ли вы строить из себя недотрогу и скрывать то, что за всем этим последовало? Ну и скромница, куда там! Как будто появление наследника рода ди Верруа не внушает вам гордости! А на что вы годитесь помимо этого?
Услышав, как меня оскорбляют, я возмутилась:
— Скажите, пожалуйста, сударыня, разве я не замужем? В чем же я была недостаточно скромна? В чем проявилось мое бесстыдное поведение? И если я подарю наследника роду ди Верруа, то, мне кажется, род д'Альберов, к которому я принадлежу…
— Род д'Альберов! — воскликнула свекровь, обрадовавшись, что нашла подходящий способ унизить меня. — Род д'Альберов, неужели? О! Вы полагаете, что нас можно сравнивать? Да и что такое род д'Альберов? К тому же род ли это вообще и переходит ли в подобной среде имя по наследству? Ваш дед был сокольничим, моя дорогая мадемуазель де Люин; ваш прадед — и того ниже, запомните это, если до сих пор об этом не слышали, и всякий знает: из сокольничего можно сделать repuoia, но дворянина — никогда.
— Но, сударыня, — опять заговорила я, побледнев от гнева, — зачем же вам понадобилось отрывать внучку этого сокольничего от ее страны, от дома де Люинов, где живут так счастливо, от этой семьи, окруженной таким большим уважением, и привозить ее к вам, на эти муки? Зачем наследник рода ди Верруа стал моим мужем? Искушением для вас было не приданое, ведь я его не получила. Ни моя красота, ни очарование моего ума не могли соблазнить вас: в тринадцатилетнем ребенке нет ни того, ни другого. К тому же вы и не видели меня. Кто же подтолкнул вас к союзу с герцогом де Люином, даже не дворянином, человеком, которого вы так презираете?
Госпожа ди Верруа была так удивлена, что злость ее угасла. В первые минуты она позволила мне говорить, потому что не ожидала такой смелости. До сих пор я была послушна и впервые возвысила голос. В эту минуту я была матерью наследника рода, женой графа ди Верруа, а не иностранкой, которую можно безнаказанно оскорблять. Свекровь почувствовала, что перед ней враг, которого ей трудно будет победить, и я не сомневаюсь, что моя погибель была предопределена именно с этого мгновения. Однако она хотела одержать победу и отпустить меня только после того, как изольет всю свою желчь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146