И не успела Риба что-то ответить, как Чанс растворился во тьме. Она прислушивалась изо всех сил, но до ушей доносился только стук собственного сердца. Чанс исчез бесшумно, как тень. Риба медленно докончила ужин, почти не чувствуя вкуса пищи, вся уйдя в мысли о том, что рассказал Чанс. Наконец она отставила тарелку и пригубила вино, вспоминая, каким сладким оно казалось на губах Чанса.Над кастрюлей с водой, поставленной Чансом на решетку, поднимался пар. Риба быстро избавилась от остатков ужина, вымыла и убрала посуду и, переделав все дела, налила в кружку еще немного каберне и села у костра.Постепенно она сообразила, что больше не боится и не опасается окружающей темноты, хотя и осталась одна.Она знала: Чанс где-то там, за кругом света, передвигается быстро, уверенно, стараясь убедиться, что поблизости никого нет. Сама мысль об этом ободряла и успокаивала. Даже если и существует какая-то опасность, Чанс обнаружит ее и все уладит. Она здесь в такой же безопасности, как и за закрытыми дверями собственного дома, а может, и в большей.Риба лениво потянулась, чувствуя себя свободнее и счастливее, чем за всю прошлую жизнь. Интересно, каково это – бесшумно скользить в ночи, стать частью тишины, лунного света и черных гор, поднимающихся к звездам.– Риба!Голос звучал низко, тихо и совсем рядом. Риба, улыбаясь, обернулась. Чанс вышел из мрака в дрожащий золотистый свет пламени.– Ты не слишком устала для короткой прогулки? – спросил он.– Я только сейчас гадала, что там, в темноте.– Мирно. Спокойно. Чудесно, – Чанс развернул спальный мешок и накинул его на плечо, – но и довольно прохладно. Ветер поднялся. Захвати куртку.Риба надела ветровку.– Я готова.– Не совсем.Он обнял Рибу за плечи и отвел от костра.– Не смотри пока на огонь, чтобы глаза привыкли к лунному свету.– Именно поэтому ты сам никогда не глядишь в огонь?– Да, он ослепляет.– Зато такой красивый!– Как и ночь.Риба закрыла глаза, наслаждаясь теплом рук Чанса на своих плечах, его близостью, дыханием, шевелившим волосы. Она расслабилась, позволяя себе проникнуться ощущением ночи.– Видишь вон там, на гребне, валун? – спросил Чанс после долгого молчания.Риба открыла глаза и удивилась, что может разглядеть почти все.–Да.– Вообрази, что перед тобой часы. Что видишь на том месте, где должна быть цифра «три»?– Заросли чапараля.– Откуда ты знаешь, что это не горный гребень?– Слишком светлый. Дело не в цвете, а в ощущениях. Гребни гораздо более плотные.Руки Чанса одобрительно стиснули ее плечи.– Да ты прекрасно обойдешься без карманного фонарика!Чанс сунул фонарь в петлю на поясе и взял ружье. Он относился к оружию как к чему-то обыденному, повседневному, обычному устройству, без которого трудно выжить в глуши, да еще в ночное время. Когда он протянул руки Рибе, та, не колеблясь, их сжала.Он повел ее через поляну перед шахтой и вокруг зарослей чапараля. К разочарованию и злости Рибы, она производила слишком много шума по сравнению с Чан-сом, хотя, конечно, вовсе не казалась такой уж неуклюжей. После первой сотни ярдов она подладилась под ритм походки Чанса, его осторожные, но твердые шаги. По-видимому, привычка к опасности заставляла его непременно проверять твердость почвы под ногами, прежде чем ступить дальше.Риба старалась подражать Чансу, как могла, шагая осторожно, словно по гимнастическому бревну. Внезапно она обнаружила, что двигается куда быстрее и тише.Чанс тоже немедленно заметил перемену и, прижав к губам ее ладонь, прошептал:– Ты рождена для гораздо большего, чем городские улицы.Риба последовала за ним по небольшому откосу, пробираясь между валунами, выплывавшими из тьмы и лунного света, словно огромные барочные жемчужины. Верхушка скалы была скругленной, голой, без единой травинки. Земля казалась менее каменистой, почти мягкой, аромат весенней травы наполнял ночь.– Взгляни налево, – тихо попросил Чанс.Риба повернулась и замерла: зубчатые, высокие, бесконечные, величественные вершины и гряды, переливаясь в лунном свете бесчисленными оттенками черного, уплывали вдаль, к далекому невидимому морю. Их контуры отчетливо вырисовывались на фоне сверкающих бриллиантов звезд.Чапараль темным кружевом украшал отвесные склоны. Беловатые облачка тумана поднимались из долин. Контраст лунного света и теней, темнеющая трава, блестящий, словно обсидиан, чапараль, призрачно-серые валуны, сама луна, льющая серебристое сияние, – все это казалось почти ошеломляющим.– Никогда не знала, что у ночи так много цветов, – шепнула Риба.– Глори часто говорила, что только шахта и сердце шахтера поистине черны, – отозвался Чанс, притягивая Рибу на черный спальный мешок, который успел расстелить на траве, – еще один оттенок ночи.Риба вздрогнула.– Замерзла? – встревожился Чанс.Но Риба, не ответив, в свою очередь, спросила:– Ты шахтер. Неужели Глори и тебя считала таким?Чанс снял с пояса фонарик и нож и, подложив под подбородок кулак, лег на бок, глядя на скалистую, суровую черно-серебристую землю.– Нет, – тихо выдохнул он наконец. – А ты?– Нет, – повторила Риба, встав на колени рядом с Чансом, всматриваясь в ставшее таким дорогим лицо.– Уверена?– Ведь я здесь, – ответила она просто.– Почему ты кажешься такой близкой, – прошептал он, – и одновременно чертовски далекой?Он с неожиданной быстротой обнял ее за шею, притягивая к себе, и хрипло пробормотал:– Всего лишь поцелуй. Не бойся, chaton. Я даже не притронусь к тебе, если не захочешь.Риба почувствовала дрожь, сотрясшую тело Чанса, когда он коснулся губами ее губ. Пальцы Чанса соскользнули с шеи, вынули из ее волос гребень, и сверкающий водопад волос омыл его плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73