— Не валяй дурака, — строго сказала она, подходя к плите. — Сколько яиц?— Шесть.Энджел удивленно обернулась к Хоку и неожиданно обнаружила, что он намного крупнее, чем это показалось ей вначале. По крайней мере под метр девяносто — очень стройный, мускулистый, мужественный.Одежда, что сейчас была на Хоке, почему-то больше подчеркивала его солидные размеры, чем деловой костюм, который был на нем вчера. В обтягивающем черном пуловере, связанном на манер ирландского рыбачьего свитера, широкие плечи Хока, казалось, загораживали свет.Линялые джинсы прекрасно сидели на его бедрах, обрисовывая мускулистые икры, но внимание Энджел больше привлекли мощь тела Хока, обманчиво тонкая линия бедер и талии, лишь подчеркивающая широкий размах истинно мужских его плеч.— Все застежки на месте? — спросил Хок так тихо, чтобы слышала только Энджел.Энджел вспыхнула от смущения.— Все, кроме застежки на твоем рту, — буркнула она так же тихо.Уголки губ Хока поползли вверх.— А у тебя нет.— Что?!— Не застегнуто.Энджел посмотрела вниз и обнаружила, что Хок говорил правду. В спешке она забыла о «молнии» на джинсах, и теперь через узкую щель проглядывали оранжевые шелковые трусики.Смена ролей в этой известной ситуации с незастегнутой «молнией» моментально погасила раздражение Энджел.«Может быть, Дерри и прав, — подумала она. — Грубоватый, неожиданный юмор Хока в конце концов начинает мне нравиться».По-прежнему улыбаясь, Энджел спокойно застегнула «молнию», затем повернулась к плите и принялась разбивать яйца над сковородкой.Хок наблюдал, как Энджел готовит омлет, отметив про себя, что у нее явно богатый опыт в кулинарии. Это не удивило его; мужчины любят, когда их ублажают, а Энджел, безусловно, принадлежала к той породе женщин, которые считают, что противоположному полу следует угождать.Прихлебывая кофе, Хок гадал, каким образом она еще угождает мужчинам. Эта мысль мгновенно возбудила его, но он заставил себя отвлечься, зная, что его любопытство не может быть удовлетворено в ближайшее время.Энджел, как самка, которая наслаждается преследованием, то будет отбегать от него в сторону, то возвращаться, дразня его и оставаясь вне пределов досягаемости. Впрочем, это не особенно его волновало — подобное поведение делает еще более сладостным неизбежный финал.Легкая добыча не стоит усилий.Хок молча ел нежный, тающий во рту омлет. Булочки оказались удивительно мягкими, а варенье имело вкус фруктов, а не сахара.За окном забрезжила заря, колышущиеся тени понемногу исчезали. Хок слышал тихие звуки утренней трапезы — серебряные вилки легонько клацали о тарелки, потрескивали стулья, шаги Энджел приближались и удалялись, когда она отходила к плите.Тишина и спокойствие этого утра каким-то образом проникли через защитные барьеры Хока. Слишком давно он не завтракал в такой обстановке.Обычно по утрам он бывал один, а порой рядом оказывалась очередная женщина, которая говорила без умолку, выплескивая из себя слова в тщетной попытке заполнить пустоту, неизбежно возникающую наутро после окончания охоты. Подобная отчаянная болтовня оставляла Хока равнодушным, но сейчас ему было удивительно приятно находиться рядом с людьми, которые ничего от него не требовали.Хок сжал зубы и резко отодвинул пустую тарелку.«Кого я пытаюсь обмануть? Конечно же, Дерри и Энджел кое-что требуется от меня. Деньги. И Энджел вовсе не по доброте сердечной отправится показывать мне остров Ванкувер. Если я куплю Игл-Хед, она получит сполна за свои услуги. А если сделка сорвется, она все равно выгадает, ведь Дерри останется у нее в должниках».Разумеется, это едва ли задевало его. Обычные правила игры — он знал это со дня своего восемнадцатилетия. В тот день Хок понял: быть честным человеком в мире лжи — значит быть дураком.Энджел доела свой омлет, встала и начала собирать со стола.Дерри выглянул в окно, привлеченный видом огоньков на многочисленных лодках, которые торопились выйти по реке Кэмпбелл в пролив.— Оставь тарелки, Энджи, — сказал он, — иначе вы пропустите прилив.— Мы его уже прозевали, — вздохнула Энджел.— Ты на самом деле любишь рыбачить? — Хок был искренне удивлен.— Не люблю, а просто обожаю.— И у нее отлично получается, — вмешался Дерри. — Лучше, чем у меня. Она знает, где надо остановиться, как глубоко забрасывать удочку, какую наживку использовать, какие из небольших бухточек и мысов…— Достаточно, — сухо прервала его Энджел. — Хок явно не рыбак.— Почему ты мне раньше не сказала про прилив?— Ты разговаривал по телефону в то время, когда мы должны были уже быть на воде.— Это деловые звонки.— Вот я и говорю, что ты не рыбак. Потому что ничто на свете, абсолютно ничто не должно мешать утреннему выходу за лососем.Дерри хихикнул:— Дай человеку передохнуть. Он никогда не ловил лосося, так что не знает, чего лишился.Энджел посмотрела на Хока, который, в свою очередь, с интересом глядел на нее. В зыбком свете зари ее глаза казались темно-зелеными.— Ты вообще когда-нибудь рыбачил? — спросила Энджел, наклоняясь, чтобы взять тарелку Хока.Хок вспомнил маленький пруд на ферме, где он вырос. Когда отец его выкраивал пару свободных минут, они отправлялись к этому пруду. Хок даже помнил, как рассмеялся отец, вытащив однажды из мутной воды десятифунтовую зубатку.— Я рыбачил один или два раза в жизни. — Хок говорил хрипло, и в голосе его прозвучали какие-то тоскливые нотки.Энджел проглотила подступивший к горлу ком. Она увидела на лице Хока тени воспоминаний, на мгновение смягчившие жесткие линии вокруг его рта.Внезапно она почувствовала набежавшие на глаза слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62