Но и тогда Алана не разжала пальцы. Лошадь несколько раз помотала головой, стараясь освободиться от удил.
— Алана.
Голос Рафа звучал мягко, спокойно, несмотря на жесткость выражения его лица при виде ее отсутствующего взгляда. Он наклонился вперед и медленно потянул за поводья, высвобождая их из негнущихся пальцев женщины. Постепенно тонкие кожаные ремни ослабли, положив конец безжалостному давлению на удила.
— Все в порядке, мой цветочек, — шептал раф. — Я приехал, чтобы отвезти тебя домой.
Алана прищурилась и осмотрелась вокруг. Глаза выдавали происходящую в ней борьбу реальности с видениями.
— Рафаэль…
— Я здесь.
Алана вздохнула и разжала сведенные судорогой пальцы, еще несколько секунд назад крепко вцепившиеся в поводья, словно в спасительный канат, что мог вытянуть ее из водоворота кошмаров. Она пыталась заговорить, но не смогла. Попыталась второй раз, в горле больше не стоял комок, мешавший произнести имя погибшего мужа.
— Джек и я ехали по этой тропе.
Под тенью полей шляпы прищуренные глаза Рафа казались сверкающими полосками топаза. Он знал, что тропа, на которой они стояли, была лишь одной из трех, которые вели к охотничьему домику в районе Пяти Озер. Если Алана узнала именно эту тропу, возможно, она вспомнит еще какие-то детали шести забытых дней.
— Ты уверена, — произнес Раф, в голосе которого не звучали вопросительные нотки. Она сдержанно кивнула.
— Первый ураган начался здесь.
— Первый?
— Мне кажется, их было несколько. Или же один долгий ураган.
Она решительно нахмурила брови, пытаясь добраться до воспоминаний, которые исчезали, стоило лишь коснуться их.
— Я не помню! — Затем, гораздо спокойнее, произнесла: — Я не помню.
Алана прикрыла глаза, скрывая тени, которые преследовали ее.
Когда женщина в конце концов опять открыла глаза, она жила только настоящим. Раф и две лошади терпеливо ожидали рядом. Больше никого не было видно.
— Где остальные? — спросила она.
— За следующим хребтом. Я сказал, что мы их догоним чуть позже, если ты будешь хорошо себя чувствовать.
Алана отрешенно удивилась, что два клиента так заботятся о ней. Женщине со странностями в поведении. Истеричной.
Сумасшедшей.
Слово звенело у нее в голове, будто внутренний гром заглушал разумные слова, которые она пыталась вспомнить, зацепиться за них.
— Я сумасшедшая? — вслух спросила Алана, не осознавая, что она говорит. — А имеет ли это какое-либо значение? Если здравомыслие — кошмар, можно ли обрести спокойствие в сумасшествии? Или это еще больший кошмар?
Она внезапно содрогнулась.
— Ты не сумасшедшая, — раздался спокойный, сердитый и печальный голос Рафа. — Ты слышишь меня, Алана? Ты не сумасшедшая. Ты была ранена и сильно напугана. Ты видела, как погиб твой муж, и сама была на волосок от смерти. Ты вне себя от выпавших на твою долю испытаний. После Разбитой Горы ты практически ничего не ешь и не спишь.
Алана во все глаза смотрела на Рафа, ощущая, как его слова, подобно солнечным бликам, согревают ее душу.
— Ты не сумасшедшая, — повторил он. — Ты просто на грани срыва, ходишь по острию ножа, пытаясь уберечь разум от галлюцинаций и сохранить действительность в тайниках памяти до тех пор, пока не решишься встретиться с реальностью один на один, ибо иного выхода просто нет.
Алана внимательно слушала и ощущала уверенность в голосе Рафа, поражаясь тому, насколько точные слова нашел он, чтобы описать ее физическое и душевное состояние.
— Откуда ты все это знаешь? — с горечью в голосе спросила она.
— Такое случается с людьми, если жизнь преподает им суровый урок.
Алана медленно покачала головой.
— Только не с сильными людьми, как ты, например. Хотя я всегда думала, что и я сильная натура.
Раф рассмеялся. Смех его был грубым, почти жестоким.
— Любой человек может сломаться, Алана. Любой. Я знаю. В Центральной Америке я много раз наблюдал подобное.
— Раф, — прошептала она.
— Они сообщили, что я погиб. Долгое время я и сам верил. Это было подобно смерти, только хуже. Такому состоянию не было видно конца. А потом опять повторилось уже здесь.
Алана испытующе посмотрела ему в глаза и обнаружила в нем чувства, которых раньше никогда не замечала. Неистовство, ненависть и ярость, причем настолько сильные, что, казалось, они переполняют его душу.
— Что… что случилось в Центральной Америке? — спросила она.
Выражение лица Рафа изменилось: он будто поспешно захлопнул перед ней двери, не подпуская к своей тайне. Напряжение спало, и он заговорил медленно, с неохотой. Такая манера разговора поведала Алане больше, чем сами слова.
— Я никогда никому не рассказывал. Но тебе расскажу. Расскажу на Разбитой Горе, если… — Раф поспешно взглянул на нее и опять забеспокоился, — если ты не захочешь вернуться назад. Я отвезу тебя назад, Алана. Если ты этого захочешь. Ты хочешь этого?
— Я хочу опять доверять себе, своему разуму и памяти, своим чувствам, — в порыве призналась Алана. — Я снова хочу стать самой собой. И я хочу…
Раф ждал. Сдерживаемое страстное желание до неузнаваемости изменило его лицо: четче обозначились скулы, ярче пролегли тени под глазами.
— Чего ты хочешь? — мягко спросил он.
— Тебя, — просто ответила Алана. — Я никогда не чувствовала себя естественнее, чем в те минуты, что проводила с тобой.
Даже говоря об этом, она покачивала головой, не веря в реальность своего желания.
Раф протянул руку ладонью вверх, не касаясь Аланы, но прося, чтобы она дотронулась до него. Она с осторожностью приняла эту просьбу.
— Я твой, цветочек, — выдохнул он. — Твой с тех пор, как увидел тебя на той опасной тропе с хромой лошадью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80