Кайл заметил тревожную складку между ее бровями.
– Не беспокойтесь. – Он вставил ключ куда-то в стену рядом с лифтом. – Я не собираюсь разыгрывать из себя Джекилла и Хайда.
Она на мгновение зажмурилась, усилием воли отогнала подальше свои тревоги и сосредоточилась на стоявшем перед ней мужчине. Это оказалось совсем не трудно. Чем больше Лайэн смотрела на Кайла, тем больше ей нравилось то, что она видела. И то, что чувствовала. Как, оказывается, приятно снова ощутить себя женщиной. Женщиной, которая чувствует мужчину.
– Насчет Джекилла и Хайда вы твердо уверены?
– Более-менее. Дверь лифта открылась.
– Какая жалость! Я хотела испробовать свой баллончик с перцем.
– Только не в лифте, дорогая. Здесь ни один из нас не выживет.
Он набрал код из шести цифр. Лайэн в это время рассматривала роскошный лифт. Приглушенное освещение, тибетский ковер изумительной расцветки, напоминающей драгоценные камни, панели вишневого цвета из клена, телефон какой-то невиданной обтекаемой формы, небольшой экран телевизора.
– А где же бар?
Брови Кайла поползли вверх.
– Бар?! В лифте?
– Ну да, здесь ведь есть все, что имеется в первоклассном лимузине! Включая водителя в смокинге.
– Знаете, – негромко проговорил он, – от поцелуя вас отделяет только этот ваш баллончик с перцем.
Лайэн приложила руку к сердцу, изображая скромницу викторианской эпохи. Потом неожиданно для себя засмеялась. Она уже отвыкла от того, что можно просто наслаждаться обществом мужчины, не контролируя каждое свое слово, каждый жест. С Ли Цинь Таном ей приходилось вести себя очень осмотрительно. Он никогда не шутил и не понимал юмора. Вообще их мало что объединяло, за исключением интереса к китайской культуре, международной торговле и семейству Тан.
Последнее их особенно связывало. Оба стремились войти в семью Тан. Ли сумел этого достичь без помощи Лайэн. Женился на внучке одного из двоюродных братьев Вэня, поменял фамилию и стал управляющим сиэтлского отделения консорциума «Тан». Время от времени их пути пересекались, и с каждой встречей боль становилась все меньше. Сейчас, вероятно, осталось лишь уязвленное самолюбие. Похоже, для Ли Циня принадлежность Лайэн – пусть косвенная – к семье Тан значила гораздо больше, чем она сама.
Лифт остановился. К удивлению Лайэн, Кайл нажал еще несколько кнопок на панели, и только после этого дверь открылась.
– Сюда, – пригласил он.
Ковер в холле напоминал тот, что в лифте, только был еще толще. Стены кремового цвета, казалось, светились изнутри. По всему холлу были развешаны китайские узоры по шелку. Хотя Лайэн не считала себя знатоком в этой области, она сразу поняла, что это вещи первоклассной работы и довольно старинные.
– Теперь я понимаю, зачем нужен код, чтобы выйти из лифта, – проговорила она.
Кайл с улыбкой глянул на китайские рисунки.
– Арчер выиграл их в покер.
– Он, должно быть, китаец в душе?
– Вы так решили из-за этих рисунков?
– Нет. Азартные игры. Они пронизывают всю китайскую культуру, все ее периоды. Каждый мальчик, достигший десятилетнего возраста, начинает спорить и держать пари. На что угодно – на лошадей, собак, на то, какой велосипед первым достигнет перекрестка.
– Неплохое средство для тех, у кого в кармане пусто.
– И очень болезненный удар по самолюбию, если не повезет. Тот, кто лишился этих рисунков, наверняка потерял уважение близких. Когда-то они, без сомнения, являлись частью семейного достояния. Любимой его частью.
– Они и теперь семейное достояние. Просто поменялась фамилия хозяев.
– Очень западный взгляд на вещи.
– Ну да, я и сам очень западный парень. – Кайл отворил дверь комнаты. – Проходите, садитесь.
В последние годы, занимаясь оценкой нефрита, Лайэн не раз бывала в богатых домах. Но она не могла припомнить, чтобы хоть одна из комнат, в которых она побывала, понравилась ей так, как эта, с ее высокими потолками, пестрыми коврами на дубовом паркете, огромными окнами во всю стену, смотревшими сейчас на залитый дождем город.
– Как странно… – прошептала она.
– О чем вы?
– Мне здесь очень нравится.
– Это для вас такая неожиданность?
– Мне казалось, у меня более восточный взгляд на вещи. И на интерьеры.
– Красное дерево, низкие столики, подушки, разбросанные по полу, – словом, комнаты, обращенные скорее внутрь себя, чем наружу? Так?
Кайл включил свет.
– Да нет, должна признать, мне больше нравятся стулья. Просто… огромная комната, высокие потолки, масса пространства и стекла… Обычно все это делает помещение безликим. Как дворец или вестибюль в отеле. А здесь так уютно! Комната как будто приветствует, приглашает к себе.
– Для моих родителей это только один из домов. Большую часть времени Донован и Сьюза проводят в Кортезе, штат Колорадо. Когда не путешествуют. Мы сейчас живем затаив дыхание. Мама собирается нарисовать «Шелковую дорогу».
– Нарисовать?!
Вместо ответа Кайл прикоснулся к другому выключателю. На единственной стене, сделанной не из стекла, были развешаны пейзажи в духе импрессионизма, много пейзажей, и все они напоминали приглушенный гром.
У Лайэн перехватило дыхание. Картины словно втягивали в себя. Голова ее закружилась, недавние тревоги улетели прочь, освободив место для невероятной энергии, бьющей из этих гор и пустынь, из этого пространства и тишины, дождя и грома, долготерпения и возрождения.
– Кто? Кто автор?
Кайл смотрел на картины поверх ее головы.
– Сьюза.
– Ваша мать?!
– Да. Хорошо, правда?
– Хорошо? Им место в музее!
– Некоторые есть и в музеях. Но это любимые картины отца. Подойдите, не стесняйтесь. С близкого расстояния они превращаются в чистейшую абстракцию, но силы своей от этого не теряют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115