Джоли потерла ушибленную голову, и вдруг горло ее перехватили спазмы едва сдерживаемого рыдания. Но не из-за бедняги Джо, да упокой, Господи, его душу! Нет, причина, по которой Джоли захотелось плакать, была отнюдь не такой благородной: Даниель не забыл эту салунную потаскушку, хотя у него была жена, чтобы удовлетворять свои естественные мужские потребности. А он имел наглость привезти эту проститутку прямо на полевой стан, хотя все здесь знали, кто она такая, а Джоли не оказалось рядом, чтобы отстоять свои интересы.
Жалобный напев губной гармоники заполнил ночь, проник в самую душу Джоли. Она отчаянно попыталась заснуть, но час проходил за часом, а она все не слышала стук колес возвращающегося фургона Даниеля. Она не могла больше отрицать то, что, она уверена, было правдой: Даниель сейчас нагло спал со своей любовницей, и об этом знали его жена и все наемные работники.
Джоли охватили почти невыносимые обида и гнев. Она почувствовала себя оплеванной, словно кто-то надавал ей пощечин или уличил в чем-то постыдном. Немного времени спустя она повернулась на бок и стала всматриваться в яркие звезды полными слез глазами. На фоне залитой лунным светом пшеницы звезды казались капельками горного хрусталя, разбросанными по темному ночному небу. Джоли поклялась всеми святыми, что никому не выкажет свое горе, что никто не узнает, какую боль причинил ей Даниель своим предательством. И особенно не узнает об этом сам Даниель.
На следующее утро Джоли, как обычно, встала еще до восхода солнца. Едва она открыла глаза, как ее охватила полная безнадежность. Завтрак уже заканчивался, и мужчины допивали по второй кружке кофе, когда наконец-то появился Даниель, правя фургоном. Он был чист и одет в выстиранную рабочую одежду. Он молча посмотрел на Джоли, ожидая, что она спросит его, где он был. Но Джоли не спросила. Вместо этого она наложила в тарелку яиц и ветчину, налила в эмалированную кружку горячий кофе и протянула Даниелю, надеясь, что теперь ему станет ясно, что мистер Бекэм стал для Джоли всего лишь еще одним наемным работником.
Даниель, однако, не спал в той шумной маленькой комнатке в салуне «Желтая Роза», но ему хоте-лось, чтобы так думала Джоли. Напротив, он провел весь вечер в разговорах с настоящим болтуном, который заменил Хэмиша Фрейзера на посту президента «Фиделити Бэнк». Затем поехал к себе домой на ферму, вымылся и провалялся, ворочаясь с боку на бок, в одинокой постели до самого рассвета.
Даниель почти надеялся, что Джоли придет в ярость, когда он появится, но она сильно разочаровала его, обращаясь с ним, как с другими наемными работниками. Черт возьми, она вообще едва взглянула на него!
Дневные работы начались сразу после того, как Даниель возвратил пустую тарелку, и постепенно за работой он успокоился, как это было всегда. Но даже изнурительный труд не мог вытравить из его души жажду Джоли и того наслаждения, которое она могла ему дать.
Запах готовящегося ужина красноречивее слов сообщил о том, что близится вечер. И люди, и жи — вотные — все были измотаны тяжелым трудом по уборке пшеницы и ее обмолоту. Однако несмотря на то, что Даниель проголодался, как медведь, выползший посреди зимы из берлоги, он не остался на ужин и не сказал ни слова Джоли.
Вернувшись домой на ферму, он занялся обычными делами и накормил сметаной старину Левитикуса. Затем разыскал в кладовой огромный кусок ветчины и с жадностью проглотил его, заедая куском хлеба, который нашел там же в кладовой.
Проглотив еду, но все еще голодный, Даниель умылся ледяной водой из насоса и переоделся в свой деловой костюм, в котором обычно ходил в церковь, но и это не помогло. Даниель вынужден был признать, что столкнулся с одной из самых главных дилемм в своей жизни. А он не был таким уж мыслителем, чтобы решать более одной проблемы зараз.
Он просто надеялся, что Енох и Мэри смогут добраться сюда до зимы.
К величайшему удивлению Джоли и радости, которую ей едва удалось скрыть, Даниель этой ночью заявился на полевой стан. Джоли играла с Дотером в шашки, используя в качестве стола пенек, а в качестве стульев перевернутые вверх дном кастрюли.
— Что здесь происходит? — рявкнул Даниель так, словно поймал Дотера и Джоли за чем-то непристойным, словно они поменялись бы, скажем, одеждой.
Джоли не подняла головы, но не потому, что сейчас был ее ход, а потому, что не хотела, чтобы Даниель увидел, как вспыхнули румянцем ее щеки.
— Ничего особенного, просто проводим летний вечер, мистер Бекэм, — наконец ответила Джоли таким холодным тоном, словно бы общалась с презренным и ничтожным человеком. Краем глаза Джоли заметила, как Даниель уперся взглядом в Дотера.
— Иди и пригляди за мулами, — ровным голосом сказал Даниель.
Дотер как раз обдумывал ответный ход, задумчиво поглаживая щеку.
— За мулами уже присмотрено, — ответил он.
На этот раз невозможно было ошибиться, каким тоном Даниель заявил:
— Иди и проверь еще раз, все ли в порядке!
Несмотря на все свои недостатки, дураком Дотер не был. Поднявшись с кастрюли, на которой он расположился словно на стуле, Дотер, насвистывая что-то, медленно побрел к конюшне и растворился в теплом летнем вечере.
Даниель занял его место напротив Джоли, чуть наклонив голову, чтобы разглядеть ее лицо, затем вздохнул, сцепил, снова расцепил большие руки, снял и вновь надел шляпу.
— А он бы победил тебя, — спустя некоторое время сказал Даниель, разглядывая расположение черных и красных фишек на доске.
Джоли с трудом подавила улыбку.
— Благодарю вас за то, что сообщили мне это, мистер Бекэм. Должна признать, что я, стало быть, питала дурацкие надежды на выигрыш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107