Дерби сразу же направился к хлеву, посмотреть, как там дела, а Кейли пошла в дом, чувствуя себя довольной, но очень уставшей.
Мануэла занималась стряпней – со времени обеда прошло уже довольно много времени, и Кейли порядком проголодалась, – а за столом сидел отец Амброс.
Кейли нравился этот человек, и она была искренне рада его визиту.
– Как прошло торжество? – спросил священник, поднимаясь со стула.
– Замечательно. Народу было видимо-невидимо, наверное, весь город собрался, – ответила Кейли.
Она немного смущалась, ведь отец Амброс венчал их с Дерби, но ни Дерби, никто из членов его семьи не были ревностными католиками и редко посещали церковь.
Священник улыбнулся, будто прочел ее мысли.
– Я думаю, Саймон будет хорошим префектом. Он сильный, честный и очень порядочный человек.
Кейли вздохнула. Сейчас, когда сгущались сумерки, все уже не казалось таким радужным, как днем. Она ощущала тревогу не только за себя, но и за Дерби, и за Саймона, и за Ангуса. За всех.
– Дерби и Уилл беспокоятся за него, – призналась Кейли.
Она молча взялась помогать Мануэле готовить ужин, но Мануэла покачала головой, и Кейли села за стол рядом с гостем.
– Я знаю, – тихо сказал отец Амброс.
Кейли закусила губу, чтобы сдержать неожиданно нахлынувшие слезы. Мануэла зажгла лампу и поставила между ними, не говоря ни слова.
– Дитя мое... – начал священник, но не успел договорить, как открылась дверь и вошел Дерби.
– Добрый вечер, Амброс, – весело приветствовал он священника, подходя к комоду, на который Мануэла поставила таз с водой и положила кусок мыла.
– Добрый вечер, Дерби, – кивнул Амброс.
Отец Амброс остался на ужин, и когда все сели за стол, произнес молитву.
После ужина Кейли оставила священника наедине с мужем обсуждать цену на скот и прочие дела, а сама ушла в спальню, разделась, умылась и забралась в постель.
Она не слышала, когда лег Дерби, но когда она проснулась среди ночи и услышала одинокое завывание то ли волка, то ли койота, доносившееся откуда-то издалека, Дерби лежал рядом. Кейли стало не по себе от этого воя, и она прижалась поближе к мужу, его мягкие непослушные волосы щекотали ей щеку.
Возможно, он был прав, подумала Кейли, вспоминая его слова о том, что у нее может быть выбор, остаться в девятнадцатом веке или вернуться. На всякий случай она сконцентрировала всю свою волю на единственной мысли: дожить до глубокой старости вместе с Дерби.
На следующее утро Пабло вернулся из школы раньше обычного верхом на коричневом осле отца Амброса. Кейли работала над скульптурой, а Мануэла стирала рядом. Дерби с помощниками клеймили скот на пастбище.
– Почему ты не в школе? – строго спросила Мануэла, когда сын слез с осла и привязал его к концу бельевой веревки.
– Отец Амброс отправил меня домой, – ответил мальчик, глядя то на мать, то на Кейли. – Он велел оставаться дома, потому что в одной усадьбе обнаружили скарлатину. И он дал мне эту записку для миссис Элдер.
Кейли, прервавшая работу при появлении Пабло, взяла у мальчика записку и прочла ее вслух.
«У Рейни скарлатина. Они живут в Деннисон Крик. Пожалуйста, как можно скорее направьте туда доктора Беллкина и предупредите Саймона и Уилла, чтобы они не выпускали детей из дома».
Скарлатина – болезнь, которая должна была отнять у Кейли ее собственного ребенка. Кейли почувствовала тошноту. Качаясь, поднялась она на ноги, и инстинктивно приложила к животу руку, как бы защищая еще не родившегося ребенка.
– Господи, – прошептала она, и ничего не видя перед собой, повернулась к пастбищу, где работал сейчас Дерби. – Господи.
Мануэла подхватила ее, крепко удерживая за талию, и отдала команду сыну:
– Мистер Элдер там, – она указала на огонь костра, мерцавший вдалеке. – Приведи его сюда.
Пока Мануэла помогала Кейли дойти до дома, Пабло отвязал осла и поспешил к Дерби.
– И нет никаких лекарств, – сокрушалась Кейли, думая о первом больном. Будут ли еще? А если заболеет Этта Ли или кто-нибудь из мальчиков Уилла и Бетси? – Что может сделать доктор, если нет лекарств?
– Вам нужно успокоиться, – уговаривала ее Мануэла, когда они вошли в гостиную, в которой не часто бывали, поскольку в их полной хлопот жизни праздники были редки. – Нехорошо так волноваться.
Кейли села в кресло-качалку, зажав рукой рот, чтобы не дать волю эмоциям. Мануэла была права: ей нельзя расстраиваться, но Кейли сомневалась, что сможет долго сдерживать все поднимающийся прилив паники, всколыхнувший ее душу.
Мануэла вышла. Кейли энергично раскачивалась в кресле, борясь с истерическим страхом. Услышав шаги в кухне, она поняла, что пришел Дерби. Кейли не успела встать с кресла, как он уже оказался в гостиной, подошел к ней, весь в грязи и в саже, потный с головы до ног.
– Ты должна пообещать мне, Кейли. – Он наклонился к ней, упершись руками в ручки кресла и остановив лихорадочное раскачивание. – Ты останешься здесь, с Мануэлой, что бы ни случилось. Ты обещаешь?
Она кивнула в оцепенении, сопротивляясь желанию схватить Дерби за руку и не отпускать его.
– Ты... ты будешь осторожен?
– У меня уже была скарлатина, дорогая, – нежно успокаивал ее Дерби. – Я не заболею снова.
Кейли пыталась вспомнить, делали ли ей в детстве прививку против скарлатины. Некоторые болезни, типа оспы, практически не существовали в конце двадцатого века, и вакцинация уже не была необходима.
– Я люблю тебя, – это все, что Кейли смогла сказать в тот момент, но по глазам Дерби она видела, что этого было достаточно.
Когда он уехал, Кейли снова вышла во двор, опять взялась за скульптуру. Она работала неистово, отчаянно, пока не село солнце и не заныли мышцы рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90