Такое пришибло бы многих женщин, но Бонни не пала духом, и он восхищался ее стойкостью. Кроме того, вполне вероятно, что она вернулась в Нортридж с ведома Элая, и Форбс рискует вызвать недовольство могущественного и, возможно, снисходительного супруга.
– Магазин, конечно, твой, – сказал Форбс, прикидывая разные варианты.
«Если Бонни здесь без ведома Элая, если он выгнал ее, то птичка попалась, муж, вряд ли станет выручать ее. С магазином она, конечно, прогорит: просто не сумеет с этим справиться. Когда это случится, Ангелу придется искать другие способы существования, вот тогда можно предложить ей танцевать в «Медном Ястребе».
Словно прочитав его мысли, Бонни одарила его взглядом, способным прожечь шкуру носорога, и вылетела из кабинета, оставив Форбса наедине с его мыслями.
Он поднялся, прошел в соседнюю комнату – ликерную и налил себе двойную порцию бренди. Спиртное еще сильнее разбередило рану, открывшуюся после встречи с Бонни, и он отчетливо вспомнил ту страшную для него ночь, когда Бонни стала женой Элая.
Несмотря на это Форбс улыбнулся. Бонни здесь, а Мак Катчена – нет. Если бы его хозяин и благодетель, к которому он не испытывал ни малейшей признательности, был в Нортридже, он первым узнал бы об этом. Так что, возможно, Бонни для него еще не потеряна. Он снова сел за стол и стал составлять перечень шелков, которые больше всего подошли бы Бонни. Наметанный взгляд Форбса уже определил ее размеры.
Покончив с перечнем, он откинулся на стуле и заложил руки за голову. Надо непременно постараться, чтобы затея Ангела с магазином провалилась. Вот и все.
Глава 4
Бонни сбежала. Элай пытался привыкнуть к этой мысли, но все в этом доме, где когда-то звенел ее смех, раздавался ее голос, то веселый, то грустный, непрерывно и болезненно напоминало ему о Бонни. Он болен, ему нужен уход, а жены нет.
Сэт Кэллахан, поверенный и близкий друг Элая, отнесся к случившемуся однозначно: только из-за Элая Бонни улетела, как испуганная птичка. Разве не сам он покинул ее после смерти Кайли? Разве он не искал утешения у случайных женщин, хотя так и не нашел его? Разве не он отправился на войну, не считаясь с чувствами Бонни? Теперь-то Элай понял, что после смерти сына был неизменно подавлен, раздражен и даже не пытался сдерживать вспышек гнева.
Он закрыл глаза, пытаясь прогнать воспоминания, и крепко вцепился в поручни инвалидной коляски. К ней он был прикован после возвращения в Штаты. До этого Элай почти полгода пролежал в госпитале на Кубе.
Как ни старался Элай, он не мог не думать о Кайли, и все еще чувствовал на своем плече тепло и тяжесть детского тела, словно воочию видел его предсмертную дрожь.
Элай открыл глаза – видения исчезли: перед ним были привычные предметы, характерные для комнаты больного: тазик, – графин с ледяной водой, книги, журналы и стул, на котором, таращась на него, дежурила проклятая сиделка.
Врачи сказали, что если он и выживет после желтой лихорадки, то выздоровление наступит очень нескоро. Единственное утешение – это пожизненный иммунитет к этой страшной болезни.
Мысли снова вернулись к Бонни. Почему она не возвращается? Ее место здесь, возле больного мужа, а не там, за три тысячи миль, в Нортридже, где ей нечем заняться.
Элай вздохнул и подъехал к маленькому столику возле окна. Взяв последнее, длинное и бестолковое письмо от Джиноа, он снова перечитал его. Элая встревожили какие-то туманные намеки на то, что с Бонни не все ладно.
Да! Он поступил с Бонни плохо, но любит ее больше, чем предполагал, а потому готов предоставить ей свободу, если она этого пожелает. Но если Бонни наделает глупостей…
Элай скомкал и швырнул письмо – оно угодило в фотографию, сделанную летом на Острове Огня в год смерти Кайли. На ней были все трое: он, Бонни и сын. Горечь утраты вновь охватила Элая.
Он очень обрадовался, когда открылась дверь и с шумом вошел Сэт Кэллахан. Маленький, с темными бакенбардами, в очках с золотой оправой, Сэт был одет как всегда с иголочки. Подмышкой он зажал толстый пакет, перевязанный бечевкой.
– Добрый день, – сказал он, слегка кивнув. Сэт всегда был вежлив. Элай, напротив, этим не отличался.
– Как, черт подери, ты разгуливаешь в такую жару в накрахмаленном галстуке? – раздраженно спросил он.
Сэт возился с пакетом.
– Это не твоя забота. Прочитай-ка вот эти бумаги.
Нахмурившись, Элай размотал бечевку и сорвал обертку. Обнаружив связку писем от жителей Нортриджа, он улыбнулся.
– А, доброжелатели. Можно положиться на их информацию. Члены «Общества Самоусовершенствования» составили отчет о поведении Бонни на двенадцати страницах, двадцать семь человек поставили под ним свои подписи.
Все обвинения сводились к тому, что женщине в положении Бонни Мак Катчен неприлично жить одной в магазине и принимать у себя неженатых мужчин, таких как Вебб Хатчисон и Форбс Даррент.
Страницы, запущенные в сторону бюро, зашелестели в воздухе.
– Что, черт возьми, означают слова «ее положение»? – спросил он вспыхнувшего и взволнованного Сэта, который отошел подальше, готовый спасаться бегством.
– Прочти остальные, – предложил Сэт.
Элай прочел другие письма. Многие не имели отношения к Бонни, рабочие плавильного завода жаловались на низкую зарплату и плохие условие труда. Кое, в каких письмах о Бонни только упоминали, но – фраза «в ее положении» фигурировала и в них.
Одно письмо было от врача. Он сообщал, что ему причитается пятьдесят шесть долларов за услуги, оказанные Бонни.
То, о чем Элай боялся даже думать, в этом письме просматривалось явно. Бонни беременна.
Как может она оставаться в Нортридже, зная, что значит для них обоих второй ребенок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84