Горячие слезы обожгли ей глаза, она снова сделала глотательное движение — на сей раз, чтобы проглотить комок в горле, — и в ушах у нее в который уже раз зазвучали предостерегающие слова матери:
Никогда не забывай, что, чем привлекательнее мужчина, тем он опаснее: он мгновенно обретает власть над женщиной, и поверь мне, уж он знает, как этой властью воспользоваться. Он привык завоевывать женское сердце легко, ничего или почти ничего не предлагая взамен. Остерегайся красивых мужчин!
У нее даже нет того оправдания, что она уступила, не устояв перед его мольбами или лживыми обещаниями. Нет, ей достаточно было выпить две кружки бузинового вина, чтобы броситься ему в объятия без всяких уговоров с его стороны. И она даже не помнит об этом!
— Представляю, что вы обо мне сейчас думаете, — сдавленно пробормотала она.
Одного взгляда на ее убитое горем лицо было достаточно, чтобы опомниться — шутка зашла слишком далеко.
— Если хотите знать, я думаю, что вы — настоящая леди.
— Мне кажется, нам лучше будет расстаться в Колумбусе — я не уверена, что мне хотелось бы общаться с вами хоть на минуту больше, чем меня к этому вынуждают обстоятельства.
— Вы, должно быть, не расслышали. Я сказал, что, на мой взгляд, вы — настоящая леди, Верена Мэри Хауард. И я, можно сказать, — мягко добавил он, — остался жив только благодаря вашей сообразительности и находчивости, спасшей мне жизнь, когда мы подъезжали к Орлиному Озеру.
— Уверяю вас, теперь вам уже не обязательно мне льстить.
Необходимо было срочно спасать положение.
— Кажется, я начинаю понимать, — произнес он с таким видом, будто его только сейчас осенило. — Вы, видно, подумали, что я… что мы…
— Произносить это вслух нет никакой необходимости.
— Ну так вот, этого не было.
— Но вы ведь только что говорили…
— Знаю. — Его губы искривились в улыбке. — Скажем так — я лишь выдавал желаемое за действительное.
— Ах, вы!.. Какая наглость!..
— Но вы ведь не хотели, чтобы это оказалось правдой?
— Еще бы!
— Согласитесь, мне удалось-таки вас слегка растормошить. Вы даже забыли о своей головной боли.
Она чувствовала неизмеримое облегчение и в то же время бесконечное возмущение и, чтобы успокоиться, сделала глубокий вдох, а затем, задержав дыхание, стала считать, сколько сможет выдержать не дыша. Полагая, что уже достаточно овладела собой, она выдохнула воздух и сказала:
— Я, знаете ли, хотела бы вам поверить, но вы только и делаете, что лжете.
— Если вас это сможет успокоить, готов поклясться на дюжине Библий, что даже не притронулся к вам.
— Я ведь проснулась в своей сорочке, мистер Маккриди. — Она сделала многозначительную паузу, чтобы он лучше уяснил смысл сказанного, а затем, чеканя слова, закончила: — А ложилась в этом ужасном балахоне миссис Брассфилд.
— Вас это так беспокоит?
— Представьте себе.
— Но вы же сами твердили, что вам слишком жарко, чтобы заснуть, вот я и принес вам сорочку, затем погасил лампу, отвернулся и ждал, пока вы не переоденетесь.
— Ну а остальное — все то, что вы мне рассказали?
— Я же вам говорю — выдавал желаемое за действительное. — Уголки его губ приподнялись в обезоруживающей улыбке, и он стал похож на мальчишку. — Поверьте мне, если бы что-нибудь такое было на самом деле, зачем бы мне понадобилась на следующую ночь комната на одного? Да я бы в таком случае, черт побери, сделал все от меня зависящее, чтобы представление повторилось.
— Вы хоть сами понимаете, до чего вы низкая личность? — возмутилась она.
— Надеюсь узнать об этом от вас.
— Голова так раскалывается, будто собирается лопнуть, но, если и лопнет, для меня это будет только облегчением, Мэтью Маккриди. Так вы, значит, сидели и спокойно смотрели, как я напиваюсь этой дряни, прекрасно зная, чем это может кончиться, — и даже не предупредили меня об этом?! А потом вы мне говорите, что я прошлой ночью держалась с распутной несдержанностью и что…
— С чем, с чем?
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Так вот, чтобы посмеяться надо мной и получить от этого извращенное удовольствие, вы заставляете меня поверить в то, что я ничем не лучше, чем какая-нибудь… какая-нибудь потаскуха, прекрасно зная, что это… что это…
— Что это вас смертельно ранит? — подсказал он.
— Я не знаю, какие собиралась выбрать слова, раздраженно ответила она, — но в любом случ они бы вам очень мало понравились.
— Что ж, извините меня. Но если вы поверили в это, значит, вы не слишком высокого мнения обо мне и о моих моральных устоях.
— Признаться, я не заметила, что у вас таковые имеются.
— Ну, это уж слишком! Я нянчусь с вами целых два дня и две ночи — отгоняю от вас самозванцев и чересчур сластолюбивых ковбоев, почти не сплю из-за вас, подвергаюсь по вашей милости побоям, а в награду не слышу и слова благодарности. Признайтесь, это несправедливо.
Она не могла отрицать — все так и было. Остановив на нем усталый взгляд, она в конце концов пробормотала:
— Ну хорошо, пусть даже так, но я и не просила вас делать все это, не правда ли?
Бровь его снова приподнялась:
— Даже на ранчо у Гудов?
— Ну, разве что в этом случае, — признала она. — Знаете, меня сейчас волнует одно — если боль в голове хоть чуть-чуть не утихнет, мне останется одно — умереть. А вы сидите себе и издеваетесь надо мной, зная о моем состоянии. Вы не представляете, как мне плохо, а вам в любом случае на это наплевать.
— Почему же, представляю, — проговорил он вполне серьезно. — Когда со мной это случилось в первый раз, причиной было теннессийское виски, и я тогда целых два дня был сам не свой. Готов поклясться, что добрый год после этого я и капли в рот не брал, да и потом старался не выпивать лишнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108