Он же заглянул в ее распахнутые глаза и, увидев, что их заволокла страсть, вошел в нее еще глубже.
Женевьева едва не захлебнулась от крика, и Хейдон тут же замер, мысленно обругав себя.
– Прости, дорогая, – пробормотал он с трудом. Конечно же, ему следовало подождать, следовало дождаться, когда она привыкнет к новому ощущению. – По-моему, если немного подождать, боль пройдет.
Женевьева кивнула.
– И еще я думаю, что ты должна дышать, – добавил он с улыбкой.
Она тоже улыбнулась и сделала глубокий вдох.
– Теперь лучше, дорогая?
Женевьева поняла, что ей действительно стало лучше. Снова улыбнувшись, она обняла его за шею и поцеловала.
И тут Хейдон с отчетливостью осознал: Женевьева Макфейл именно та женщина, которую он искал всю жизнь. Но открытие это оказалось слишком мучительным, потому что она никогда не будет принадлежать ему. Он убил человека, его разыскивала полиция, и поэтому он не мог оставаться в этом доме, не подвергая опасности Женевьеву и ее детей.
Но даже если он когда-нибудь докажет свою невиновность и снова станет маркизом Редмондом, то все равно она не станет его женой. Не станет, потому что не захочет выходить замуж за такого самовлюбленного и безответственного негодяя, как он. Ах, если бы он раньше знал, что существует такая чудесная женщина, как Женевьева… Тогда бы он жил совсем по-другому – не пьянствовал бы, не играл, не заводил бы детей, на которых не имел прав и которых не мог защитить. Что же касается Женевьевы, то ему скоро придется с ней расстаться, – и эта мысль приводила в отчаяние.
Хейдон попытался двигаться как можно медленнее, но Женевьева извивалась под ним и громко стонала, побуждая двигаться быстрее. Наконец он со стоном изверг в нее свое семя и замер, крепко прижавшись к ней. И в тот же миг из горла Женевьевы вырвался последний стон, и она, что-то прошептав ему в ухо, тоже затихла.
Они долго лежали без движения, словно боялись расторгнуть связавшие их узы. Но в какой-то момент Хейдон наконец-то вернулся к реальности, и тотчас же его стали одолевать вопросы… Господи, что он наделал? Мало ему того, что однажды он уже сделал ребенка? После пылкой и знойной Кассандры он, конечно, не жил монахом, но со смертью Эммалины поклялся, что никогда больше не станет отцом. Два года он соблюдал правило – отрывался от женщины перед семяизвержением, и вот теперь… Как можно быть таким беспечным?
Поднявшись с кровати, Хейдон подобрал с пола плед и, обмотавшись им, подошел к окну. Несколько минут он стоял, уставившись в темноту. Наконец пробормотал:
– О Господи, Женевьева, простите меня.
И тут она вдруг осознала, что между ними произошло. Сгорая от стыда, Женевьева прикрылась одеялом и подобрала с пола свою рубашку и шаль. Одеваясь, она едва сдерживала рыдания. О Боже, что она наделала?! Ведь она самая настоящая распутница. Да, действительно распутница. Затащила Хейдона в постель, совершенно не думая о последствиях. А ведь он ей не муж. И никогда им не станет. Обвиненный в убийстве, он скрывается от закона, и вскоре ему придется покинуть ее дом. И даже если он когда-нибудь докажет свою невиновность, то все равно не вернется сюда, чтобы жениться на ней. Ни один мужчина в здравом уме не женится на обнищавшей старой деве с шестью детьми – пять воришек и один незаконнорожденный сын горничной.
Хейдон только что извинился перед ней, но принимать его извинения – это было бы лицемерием, потому что она сама его домогалась, заявилась среди ночи в неглиже. Она полагала, что ей хочется просто поговорить с ним, хочется понять, почему он пошел на такой риск ради Шарлотты. Да, конечно, она надеялась понять, что он за человек. Однако теперь ей стало ясно, что не только это привело ее к нему. Стыдно было в этом признаться, но ее влекло к маркизу Редмонду – в том не было ни малейших сомнений, пусть даже она и говорила себе, что не испытывает к нему никаких чувств.
Женевьева быстро пересекла комнату и выскользнула за дверь. В коридоре было холодно и темно. И такие же холод и тьма воцарились в ее душе.
– А потом он ушел из тюрьмы вместе с девочкой и примерно в четыре часа был в доме миссис Блейк.
Мистер Тиммонс почесал свой багровый нос и закрыл блокнот, давая понять, что отчет закончен.
Винсент Рамзи, граф Ботуэлл, в задумчивости барабанил по столу наманикюренными пальцами. Потом встал, вынул из внутреннего кармана конверт и бросил его на стол.
– Спасибо, мистер Тиммонс. Если вы мне еще понадобитесь, я вас найду.
Мистер Тиммонс заглянул в конверт и расплылся в улыбке, увидев толстую пачку денег.
– Ах, благодарю вас, мистер Райт! – воскликнул он, потрясенный щедростью загадочного нанимателя. – Был счастлив услужить вам. Если я могу еще что-то сделать… например, еще раз навестить мистера Блейка…
Винсент распахнул дверь гостиничного номера, торопясь избавиться от этого человека. Он презирал тех, кто живет слежкой, в особенности не любил Тиммонса – ведь одно его присутствие являлось вмешательством в личную жизнь графа. Винсент хорошо ему платил, но прекрасно понимал, что это не гарантировало конфиденциальность его поручений.
– Пока все. – Пусть этот мерзавец думает, что впереди у него будет еще работа, тогда придержит язык. – Доброй ночи, мистер Тиммонс.
Винсент захлопнул дверь и, вернувшись к столу, налил себе стакан шерри. Сделав глоток, поморщился. Граф не привык к дешевым напиткам, но по приезде в Инверари он делал все, чтобы не привлекать к себе внимания, а это, в частности, означало, что ему не следовало проявлять разборчивость при выборе вин. Он зарегистрировался в местной гостинице как коммерсант Альберт Райт, приехавший в Инверари по делам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83