Муж Андреевны, Игнатыч, умер полтора года назад. Сын Борька и
невестка Оля жили в райцентре и звали к себе, но Андреевна к ним не хотела.
Андреевна открыла вентиль газового баллона. Сунула в огонь свечи
белый кончик уже использованной спички и, когда та загорелась, поднесла
к горелке.
Слабенько, привычно запахло газом. Андреевна разогрела на сковородке
утреннюю пшенку, залила утренним же молоком. Звонко тикали часы на
стене; забрехал во дворе Пират – видно, кто-то прошел вдоль забора. На
разные голоса отозвались соседские собаки.
Андреевна сидела, зачерпывая ложку за ложкой, поскребывая об
эмалированное дно миски, жевала и думала о рубероиде на крышу и о пленке
для парника.
И что надо попросить соседа Васю подварить раму на велосипеде. И что
сегодня она опять пропустит сериал. И что на ночь надо будет протопить
получше, потому что обещали мороз…
В этот момент в голове ее будто зашуршало, негромко, по-мышиному.
Андреевна положила ложку и устало подперла щеку рукой.
Треск в ушах то усиливался, то умолкал. Андреевна вспомнила, что уже
три дня не принимает таблетки, которые выписал ей доктор. Со свечкой
открыла тумбочку, взяла аптечный пузырек, выкатила на темную и жесткую
ладонь белое колесико, разделенное на две равные части тонкой
линией-ложбинкой. Полюбовалась; проглотила, запив водой. Поморщилась.
– Андреевна, – укоризненно сказала темнота, но в этот момент
вспыхнула лампочка под потолком, а секунду спустя забормотал телевизор.
Андреевна обрадовалась. Задула свечу, уселась в продавленное кресло,
положив ноги на деревянную скамеечку. Молодой парень в пиджаке
рассказывал прогноз погоды – сразу после него будет реклама, а потом,
Андреевна знала, будет сериал…
– Андреевна, – сказал голос внутри головы, и, соглашаясь с ним, она
повторила вслух:
– Андреевна-Андреевна, старая ты рухлядь, к Михайловне-то опять не
зашла сегодня…
Парень в телевизоре как раз сказал: “Днем три-пять градусов мороза”.
Сказал – и замолчал, глядя на Андреевну выпученными в ужасе глазами.
– А потепление обещали, сволочи, – сказала Андреевна сама себе. – Ну,
где ваше потепление?
Парень проглотил слюну. И заговорил быстро и громко, будто желая
заглушить собственные мысли:
– Второго-третьего марта ожидается незначительное потепление до ноля
градусов днем и минус двух-пяти ночью. Затем снова похолодание до…
И осекся. Дернул головой, словно вытряхивая воду из ушей.
– …До минус двух-трех градусов мороза днем и пяти-семи ночью…
Андреевна не могла понять, что шумит в ее голове – то самое
“давление”, против которого помогают белые с ложбинкой таблетки или это
ветер качает на крыше телевизионную антенну…
На счастье, прогноз погоды уже закончился. Начиналась реклама.

ТОЧКА ОТСЧЕТА

ГЛАВА 1
Вот уже несколько дней Ким был пьян, не прикасаясь к спиртному;
растерянность была столь же непривычна для него, как для форели – жажда.
Потрясение пополам с эйфорией привели наконец к несчастью: подмерзшая
трасса не пожелала носить на себе рассеянного и беспечного ездока. В
четыре утра вокруг было темно и пусто, по обе стороны трассы чернел лес,
машина, оказавшаяся на обочине в позе опрокинутого жука, вхолостую
вертела колесами, а Ким Андреевич висел на ремне безопасности, пытаясь
открыть дверцу и выбраться из мышеловки.
Дверцу заклинило. Мимо промчались фары и скрылись за близким
горизонтом: водитель либо не заметил катастрофы, либо решил не забивать
себе голову пустяками. Сегодня утром Ким наполнил бензобак до краев.
“Странно, что он не взорвался до сих пор”, – думал Ким, вернее, не
думал, а ощущал, пытаясь освободиться от ремня. Пытаясь высадить стекло.
Пытаясь хоть что-то – в эти последние секунды – для себя сделать.
Дверь открылась без его участия – кто-то сумел отпереть ее снаружи.
Чья-то рука поймала Кима за руку; сквозь холодный пот и железный привкус
во рту он успел запомнить и осознать это прикосновение. Помощь! Откуда?!
Спустя мгновение он был снаружи, и они со спасителем успели отбежать
в сторону, прежде чем бензобак взорвался наконец, и на трассе сразу
сделалось светло.

* * *

Все началось две недели назад с того, что Ким неверно поставил диагноз.
Результаты анализов, обследований, рентгеновские снимки не оставляли
надежды нестарому еще учителю химии и биологии; Ким понял это сразу,
разговор с женой учителя был похож на десятки подобных разговоров,
выпадающих на долю врача специализированной клиники. Пытаться что-либо
сделать было поздно – Ким долго объяснял несчастной женщине, почему
операция бесполезна и только принесет больному новые мучения; конечно,
она не согласилась. Состояние ее мужа ухудшалось день ото дня, он почти
не приходил в сознание, тем не менее Ким назначил – скорее для очистки
совести – поддерживающую терапию и новое обследование…
Спустя несколько дней больному стало лучше. Анализы изменились словно
по волшебству, Ким назначил новый рентген и долго разглядывал темную
пленку. Уверенный в ошибке, потребовал повторного снимка; спустя день
учитель уже порывался вставать с койки, а жена не отходила от него ни на
шаг и смотрела мимо Кима невидящими, полными презрения глазами.
Ким ошибся в диагнозе – это было ясно и без заведующего больницей,
тем не менее заведующий явился на негодующий призыв пациентовой жены.
Ким был пристыжен, можно сказать, погружен носом в лужу, как нашкодивший
котенок; все это было бы печально, если бы не румянец, вернувшийся на
округлившиеся щеки недавно умиравшего учителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17