– Я не обязан выслушивать твои оскорбления, Сьюзен. Ты мне больше не дочь и сама достаточно ясно дала мне это понять!
Она взглянула на него с нескрываемым презрением:
– Мне стыдно, что в моих жилах течет твоя кровь. Я иногда задавалась вопросом… быть может, ты вообще мне не отец. Не потому ли ты так ненавидел маму? И не из-за твоей ли ненависти она в конце концов спилась?
Он вскочил:
– С меня хватит! Я требую, чтобы ты сейчас же ушла отсюда.
– Я не уйду, пока не выскажу тебе все, что собиралась сказать. В противном случае тебе придется силой вышвырнуть меня отсюда, а как посмотрят на это люди, которые гуляют сейчас в парке?
Ченнинг стиснул зубы, пытаясь сдержать гнев, бушевавший в его груди.
– Что ж, говори, и покончим с этим скорее.
– Думаю, бесполезно просить тебя не разглашать то, что ты узнал про Зою.
– Совершенно бесполезно, – ухмыльнулся Ченнинг. – Даже если ты станешь ползать на коленях.
– Я не собираюсь ползать перед тобой на коленях, отец. Если бы я пошла на такой шаг, Зоя никогда бы мне этого не простила. Я просто хочу, чтобы ты поступил, как велит элементарная порядочность, – чтобы ты хранил молчание.
– Порядочность! А ты и все прочие из этой шайки, которой вы с Зоей верховодите, будете и дальше подрывать благосостояние Оазиса, чиня препятствия его росту?
Сьюзен не сводила с него пристального взгляда.
– Значит, ничто не заставит тебя изменить свое решение?
– Не будь идиоткой, Сьюзен. Конечно, я не стану об этом молчать, если только она сама не будет держаться тише воды, ниже травы. Я уже давно искал повода прижать ее. – На губах Ченнинга появилась глумливая усмешка. – Тебе приятно сознавать, что ваш праведный лидер когда-то содержала публичный дом?
– Тогда я должна предупредить тебя, отец: если ты вздумаешь ее разоблачить, я повсюду стану рассказывать, почему я покинула твой дом и не захотела больше иметь с тобой ничего общего.
– Можешь сплетничать о чем угодно, – пожал плечами Ченнинг. – Меня это нисколько не волнует.
– А если я расскажу всем и каждому, что ушла из дома потому, что ты вынуждал меня к сожительству после смерти мамы?
Ченнинг отшатнулся:
– Это ложь, и тебе это хорошо известно!
– Возможно, мне это и известно, однако вопрос в том, кому поверят жители Оазиса. Ты же знаешь, что в большинстве своем представляют собой люди. Они охотно верят всему дурному. Во всяком случае, у них непременно возникнут сомнения на твой счет. Как, ты думаешь, подобного рода откровения повлияют на твое положение в обществе?
– Ты не посмеешь так поступить!
– Что ж, попробуй и увидишь сам, – произнесла Сьюзен спокойно.
– Как тебе такое в голову могло прийти? Ведь я же твой родной отец!
– У меня ведь был хороший наставник, отец. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить Зою.
– Я не верю своим ушам!
– Положись на мое слово, отец. Я не просто сдержу его, но и получу от этого большое удовольствие.
Ченнинг, пораженный, молча смотрел на нее.
– Итак?
– Обещаю тебе, что буду молчать, – произнес он через силу.
– Твое обещание для меня ничего не значит. Но если я хотя бы краем уха услышу, что кто-то шепчется по углам насчет прошлого Зои, я тут же исполню свою угрозу.
– Погоди! А если я не единственный, кто об этом знает? – Ченнинг вспомнил о Теде Дарнелле. Когда-то он мог поручиться за начальника полиции, теперь же не был уверен, что в состоянии контролировать Дарнелла. – Кто-нибудь еще может проболтаться.
– Тогда тебе придется проследить, чтобы этот человек держал язык за зубами. Прощай, отец.
Сьюзен коротко кивнула, повернулась и вышла, не сказав больше ни единого слова. Ченнинг остался сидеть, совершенно убитый. Мир вокруг него рушился на глазах. Оказаться побежденным после всего, через что ему пришлось пройти! И кто же победитель? Его собственная дочь!
О чем ему теперь говорить с Уолдо Ризом на встрече за завтраком? Он пробежал взглядом список имен – телефоны тех лиц, которым он собирался сегодня позвонить, чтобы сообщить им, что теперь они могут без опаски продолжать строительные работы. В порыве крайнего отчаяния Ченнинг скомкал лист бумаги и швырнул его через комнату.
Дик Стэнтон одевался, напевая себе под нос что-то на калифорнийский манер. Он выбрал замшевые ботинки с кисточками на шнурках, брюки перламутрового оттенка, рубашку сизого цвета, идеально облегавшую его узкий торс, с вырезом у ворота, достаточным для того, чтобы была видна верхняя часть груди, покрытой густой порослью.
У него было назначено свидание с Синди Ходжез. Сначала обед в «Эмберсе», затем дискотека.
Дик плеснул на лицо немного лосьона и, чуть отступив, посмотрел на себя в зеркало. Разумеется, он радовался предстоящему свиданию, однако у него хватило честности признаться самому себе, что он немного нервничает. Казалось, прошли века с тех пор, как он в последний раз ухаживал за женщиной, а не просто приглашал какую-нибудь хорошую знакомую на дружескую вечеринку в непринужденной обстановке.
На память ему пришло предостережение Зои:
– Синди – настоящая акула, Дикки, и способна проглотить тебя живьем. Она властная и высокомерная. Почему бы тебе не подыскать какую-нибудь милую, добрую девушку?
– Тебе этого не понять, Зоя. Стать таким, как все, мне удастся только с женщиной, подобной Синди. Она – испытание для любого мужчины. Не думаю, что у меня это получится с девушкой, начисто лишенной страстности.
– Да, она действительно может стать для тебя испытанием. Просто я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, только и всего, Дикки. И потом, я не понимаю, откуда это внезапное желание «стать таким, как все».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116