— Отпустите меня! — опять закричала Глория и стала вырываться из рук воинов, пока один из них не дернул ее за волосы так, что у нее глаза чуть не вылезли из орбит.
Больше она не рискнула сопротивляться. Тот, что держал ее за волосы, был очень недоволен. Другой, глядя то на нее, то на своего товарища, что-то быстро говорил. По выражению их лиц легко было понять, что ее ждет.
Воины заспорили, и Глория испугалась, что они разорвут ее, потому что, все так же держа ее за ноги и за руки, они двинулись в разные стороны. В конце концов они на чем-то сошлись. Один из воинов, который был повыше и посильнее, связал ей руки и перекинул себе через плечо, словно она не человек, а куль с зерном, и потащил в лагерь.
Стрела убивает бесшумно. Укрывшись за кустами, Куэйд Уилд напомнил себе об этом, когда переступил с ноги на ногу. Стоявший неподалеку индеец точно так же, как час назад, неподвижно смотрел перед собой и, кажется, даже не дышал.
У Куэйда уже болели ноги и пот ручьем стекал со лба на щеки, хотя погода стояла нежаркая. Индейцу же все было нипочем. Охотник обругал себя за то, что поддался индейцу. Кто сказал, что он должен обязательно пользоваться чужим оружием, если своим быстрее и вернее можно добыть еду?
Его будущая добыча, почти скрытая молодой весенней листвой, пошевелилась и понюхала воздух. В конце концов она осторожно двинулась в его сторону. Шаг, другой, третий. Куэйд поднял лук и вложил в него стрелу. Потом натянул тетиву.
Еще несколько шагов. Куэйд считал их, стараясь не слушать отчаянное биение собственного сердца. Руки не должны дрожать, иначе стрела не попадет оленихе в сердце. Он затаил дыхание. И все-таки мушкет лучше, несмотря на дыру с кулак и шум на весь лес.
— Проклятье, — еле слышно пробурчал охотник.
Не попал. Промахнулся. Сейчас она сделает круг и зайдет ему за спину. Разозленный Куэйд не стал терять время даром и вновь натянул тетиву. Надо показать индейцу, что он не растерялся.
Пора. Однако Куэйду пришлось покрепче ухватить стрелу, потому что олениха испуганно дернулась и подняла голову. Из-за спины Куэйда вышел олененок и ткнулся ей носом в живот. Олениха успокоилась и вновь принялась жевать молодые листочки. Через несколько минут они оба скрылись с глаз, и стрела осталась неиспользованной.
Невдалеке послышался треск веток. Глухой удар тела о землю сказал охотнику, что стрела индейца, в отличие от его, достигла цели.
— Проклятье!
Куэйд потряс одной ногой, потом другой, чтобы восстановить кровообращение. Эта олениха должна была стать его первой крупной добычей в охоте, на которую он пошел с луком и стрелами, и доказать Томанику, что он тоже кое-что умеет. Из шкуры оленихи женщины обещали сшить ему куртку. Приготовившись выслушать насмешки вождя наррагансетов, который уже не в первый раз превзошел его на охоте, Куйэд, уже не таясь, зашагал к тому месту, где Томаник начал разделывать тушу.
Томаник поднял на Куэйда черные глаза и одобрительно кивнул ему, радуясь, что белый охотник не выпустил стрелу.
— Хорошо, что ты стал думать, как мы, — сказал он. Томаник гордился, что Куэйд Уилд уже не новичок в стрельбе из лука, недаром он сам учил его обращаться с оружием краснолицых. Однако ему еще больше пришлось по душе, что его друг перенял у краснолицых их образ мыслей. Он вытащил стрелу. — Кто сегодня убивает олениху, на следующий год остается без мяса.
— Хорошо тебя слушать на голодный живот.
Куэйд положил лук на землю. Бесшумно вышли из кустов два воина-наррагансета и стали помогать разделывать олениху. Через несколько минут на земле лежала голая туша без шкуры, которую Томаник пообещал отдать им, а он сам с Куэйдом отправился к ручью.
— Наррагансет никогда не ходит голодным, — сказал он и, опустившись на колени, стал смывать с себя кровь.
Куэйд пожал плечами.
— Лучше голодать, чем есть то, что вы едите.
Он был рад, что охота закончилась удачно. Несмотря на много лет, прожитых в лесу, он так и не привык к пище индейцев. Корни, листья, особенно насекомые, которыми те заменяли мясо, выворачивали его наизнанку, и он предпочитал обходиться горстью зерна. Если что и мешало ему стать таким, как индейцы, то это домашняя еда, по которой он очень скучал.
— Белый человек очень разборчив, — Томаник вымыл нож и тщательно вытер лезвие. — Это его и погубит. Когда в лесу не останется ничего из того, что он любит, он уйдет. А мои люди вернутся обратно.
Куэйд открыл было рот, чтобы возразить вождю, и закрыл его. По опыту он знал, что вождь не прислушивается к его словам. Разборчивость не погубит белого человека, а приведет его к успеху. Поселенцы и солдаты, которые почти полностью истребили наррагансетов, будут все дальше продвигаться в лес, чтобы отвоевать у него новые поля. Они не перестанут убивать гордых индейцев и никуда не уйдут. Охотники все так же будут ходить на лис и бобров, и многим из них даже в голову не придет задуматься о том, дали они уже потомство или еще нет.
Пусть Томаник лелеет свою мечту, если ему приятно думать о том, как его народ опять станет многочисленным и могучим, и если его ничему не научила бойня, устроенная королем Филиппом.
— Сегодня у нас будет вкусная еда, — сказал Томаник, услыхав поданный воинами сигнал, что мясо разделано и они идут в деревню.
Куэйд кивнул и пошел следом за ним к излучине реки, где люди Томаника поставили вигвамы. В выборе места он тоже был несогласен с индейцами. Сили-Гроув находился всего в двенадцати милях, и в этом городе тотчас нашлись люди, которые считали, что их долг — избавить мир от дикарей. Вряд ли немногочисленным наррагансетам удастся пожить здесь спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83