Хотя тело и душу сжигал огонь, который способ­на погасить лишь Мериэль, Адриан не мог продол­жать. Он ясно понял, что насилие – непроститель­ный грех, оно уничтожит ту часть его души, которая отличалась человеколюбием, порядочностью, и отбро­сит его прямиком в ад, лишив надежды на прощение и любовь.
Дрожа, Адриан отпустил узницу и встал.
– Господи, – задыхаясь, проговорил он. – Госпо­ди, помоги мне!
Однако слова не могли успокоить его бешенство. Он резко повернулся, схватил изголовье кровати и с силой ударил его о каменную стену. Мышцы буквально звенели от напряжения, а душа трепетала от возбуж­дения. Изголовье разлетелось на куски, а железные прутья погнулись. Кровать с треском упала, блестя­щие шарики рассыпались по полу.
Это несколько облегчило его состояние, но для разрядки явно было недостаточно. Адриан взглянул на Мериэль, смотревшую на него широко раскрыты­ми глазами, в которых застыл ужас.
– Прости меня, – прошептал он, – прости меня, мой маленький сокол.
С этими словами Уорфилд, шатаясь, вышел, за­хлопнув за собой дверь. По плану, составленному на день, он намеревался поупражняться во внутреннем дворе, проверяя искусство владения мечом своих ры­царей, но сейчас не мог заниматься этим. В тепереш­нем состоянии он мог кого-нибудь убить.
Молиться за успокоение души бесполезно. Только действие могло смягчить его муки, поэтому, почти ни­чего не видя, Уорфилд направился к конюшням. Слуги, бросив один единственный взгляд на лицо хозяина, ис­каженное яростью, спешили убраться с дороги.
Оседлав Гедеона, Адриан выехал из конюшни, едва сдерживаясь, чтобы с ходу не пустить коня галопом – во внутреннем дворе находилось слишком много лю­дей. Выехав за пределы замка и миновав деревню, он отпустил поводья и направил коня на север. Скакун как будто вторил хозяину, заразившись его сумас­шествием.
Адриан потерял счет времени, доверившись ин­стинкту жеребца, который не позволит им обоим свер­нуть себе шеи, но когда наконец пришел в себя, то обнаружил, что конь весь в мыле от бешеной скачки. Да и сам всадник был не в лучшем виде. Его трясло при мысли о содеянном, он содрогался от отвраще­ния к самому себе. Но, несмотря на это, по-прежне­му чувствовал желание. Уорфилд все еще хотел Ме­риэль, и страсть перешла в боль. Но его поведение еще дальше отодвигало девушку, и та вряд ли когда-нибудь сможет доверять ему. Бог свидетель, де Лэнси уже не в состоянии доверять самому себе.
Когда ярость улеглась, уступив место отвращению, Адриан натянул поводья и огляделся, стараясь опре­делить, как далеко умчал его вороной. Спустя мгно­вение рыцарь понял, что находится совсем близко от дома Олвин, своей бывшей любовницы. Она всегда могла успокоить вспышки его бешенства.
Иногда, находясь неподалеку, Уорфилд заезжал к ней. Их отношения закончились, когда женщина вы­шла замуж за Бруно, мельника, но они по-прежнему оставались друзьями. Олвин обладала даром успока­ивать хозяина. В супружестве она обрела счастье, и ее всегда было приятно видеть. Адриан доверял Ол­вин и, как женщине, мог рассказать то, чем не су­мел бы поделиться с мужчиной. Теперь он нуждался в ее участии и доброте.
Мельник – важный человек, поэтому его дом был больше остальных и стоял в некотором отдалении от деревни. Подъехав ближе, Адриан искренне обрадо­вался Олвин, работающей во дворе. Женщина что-то варила, ее темные волосы упали ей на лоб, когда она склонилась над небольшим чаном, но, услышав стук копыт, подняла голову, и широкая улыбка озарила лицо.
– Здравствуйте, милорд, – весело сказала она. Адриан собрался вести себя, как подобает лорду, но его решение испарилось, как дым, при виде такого сердечного приветствия. Не говоря ни слова, он слез с коня, привязал Гедеона и заключил Олвин в объ­ятия. Поначалу та застыла от изумления, но тут же поняла, что мужчина ищет успокоения, а не физичес­кой близости, и ответила на объятие.
– Ах, милорд, что-то случилось, да? – осторожно спросила женщина и мягко погладила его по щеке.
Граф долго не мог произнести ни слова, а только крепче прижимал к себе женщину, нуждаясь в ее тепле и дружелюбии.
Олвин была практически одного роста с ним, пух­ленькая и миловидная, но когда эмоции чуть улег­лись, он обратил внимание, что она казалась полнее, чем обычно. Адриан разжал объятия:
– Ты ждешь ребенка?
– Ага, – счастливо ответила Олвин, похлопав себя по округлившемуся животу. – Кто бы мог подумать, что такая старуха, как я, способна на подобное?
Новость ошеломила Уорфилда. Олвин считала себя бесплодной, подтверждением тому были годы заму­жества, затем связь с лордом, но Бруно преуспел там, где не смогли другие. Впервые в жизни Адриан усом­нился в своей способности зачать ребенка. В черный для него день такая мысль ранила еще больнее.
Но для Олвин, чей возраст перешел тридцатилет­ний рубеж и потерявшей надежду иметь собственное дитя, это было огромной радостью. Адриан улыбнул­ся и коснулся губами ее лба.
– Мои поздравления. Я рад за тебя.
– Ты не должен винить себя, что я не смогла зачать от тебя, – как всегда прямо заявила Олвин. – Очевидно, я та кобыла, которую нелегко ожере­бить.
Адриан был вынужден рассмеяться.
– Да, ты никогда не изменишься, – бывшая любо­вница знала его лучше других, понимала тайный смысл сказанного и даже умела отгадывать мысли. – Если хочешь, я стану крестным отцом ребенка.
На лице женщины засияла радостная улыбка, но потом она нахмурилась.
– Это будет великая честь, но люди могут непра­вильно понять, милорд.
– Тебе лучше обсудить это с Бруно, – согласил­ся де Лэнси. – Даже если я не буду крестным от­цом, то смогу оказать помощь позже, когда ребенок подрастет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119