Лизетт махала рукой, пока машина не скрылась из виду. Как и в то утро, когда провожала Дитера. Но на этот раз она осталась совсем одна, теперь ей не с кем даже поговорить. Опустив голову, она пошла к замку. Лейтенант Гальдер знает, что родители и Мари уехали. Это не нравилось Лизетт. Интересно, скоро ли вернется Дитер? Вчера он, конечно, тоже слышал сообщения по радио и, если все будет хорошо, вернется к обеду, а может, и раньше.Зайдя на кухню, Лизетт приготовила себе чашку цикория. Ничего особенного пока не происходило. Никаких признаков тревоги — ни скопления штабных машин, ни телефонных звонков.Прошло время обеда, но Дитер так и не вернулся.Из комнаты в башне открывался самый лучший вид на море. Лизетт час за часом стояла у окна, но не видела кораблей в Ла-Манше. С наступлением сумерек она вернулась на кухню, сделала себе омлет, а затем, утомленная ожиданием, включила радиоприемник, чтобы послушать передачи Би-би-си.Сквозь помехи Лизетт прослушала сводку новостей, а затем знакомый голос диктора произнес на прекрасном французском:— А теперь передаем частные сообщения.Лизетт опустилась на пол и обхватила руками колени. И вот наконец прозвучало: «Издалека льется тоска скрипки осенней». Девушка слушала, затаив дыхание, но второй части сообщения не последовало. Повторив первую строчку стихотворения, диктор перешел к другим сообщениям.Лизетт выключила приемник. Вторую строчку не передали. А что, если немецкая разведка ошиблась? Может, в сообщении и не должна прозвучать вторая строка? Или это сообщение означает не то, о чем они думали? У нее разболелась голова, и она спустилась по винтовой каменной лестнице в свою комнату. Она сама сказала отцу, что им остается только ждать. Значит, надо подождать еще немного.Но ожидание затянулось. Весь следующий день, длинный и тоскливый, немцы вели себя в Вальми и его окрестностях как обычно. Вечером снова прозвучала по радио первая строка стихотворения Поля Верлена, а затем обращение к французам, проживающим на побережье: «Настоятельно советуем временно покинуть свои дома и перебраться в безопасные места в глубь страны».Дитер до сих пор не вернулся, а немцы не проявляли признаков тревоги.Вечером в воскресенье разразился сильный шторм. С крыши замка посрывало черепичные плитки. От ураганного ветра дребезжали оконные рамы, непрерывно хлестал дождь. Охваченная отчаянием, Лизетт лежала в постели. Корабли не выйдут в море в такую погоду, но, если через пару дней Ла-Манш все же успокоится, высадке могут помешать приливы и отливы. Дитер говорил, что за месяц бывает лишь несколько идеальных для высадки дней. Может, он не возвращается в Вальми, понимая, что, несмотря на сообщения по радио, высадка невозможна?Лизетт взбила подушку и снова попыталась заснуть. Не удалось. Дитер уехал в Париж, намереваясь ускорить осуществление плана по уничтожению Гитлера. Но за эти три дня его могли арестовать, даже убить. Лизетт знала, что ей остается только ждать… ждать… и ждать.Утром небо прояснилось, и только сломанные бутоны роз в саду напоминали о ночной буре. Направляясь в конюшню за своим велосипедом, Лизетт ловила на себе любопытные взгляды немецких солдат. Сейчас у нее не было причин для поездок в Сент-Мари-де-Пон. В деревне разрешили остаться только двум фермерам, которые снабжали солдат свежими яйцами и молоком. Выезжая через арку на гравийную подъездную дорожку, Лизетт опасалась, что ее окрикнут и остановят.Лейтенант Гальдер проводил девушку прищуренным взглядом. Заметив это, она высоко подняла голову. Чтобы остановить ее, ему придется применить силу. В этот момент прозвучал окрик «Стой!» и какой-то солдат побежал к Лизетт, но резкая команда лейтенанта Гальдера остановила его. Солдат с ненавистью смотрел, как девушка, крутя педали, удаляется от них.Она не собиралась уезжать далеко, опасаясь пропустить тот момент, когда вернется Дитер. В конце дорожки Лизетт свернула налево и поехала в противоположную от деревни сторону, к морю. Ей захотелось посмотреть, не усилена ли охрана побережья.Она подъехала поближе к колючей проволоке, преграждавшей дорогу к скалам. Одни солдаты болтались без дела возле дота, другие играли в карты. Это удивило Лизетт. Ни танков, выдвинутых к побережью, ни дополнительных войск, вообще никакого усиления обороны. А между тем три вечера кряду из Лондона передают сообщение о скорой высадке. Почему же немцы ничего не предпринимают? Неужели так уверены в своих силах?Расстроенная и подавленная, Лизетт поехала в Вальми. Но если Гитлер не умрет… а союзники высадятся… то Дитеру придется сражаться против них. И он будет сражаться не за Гитлера, а за Германию. На него ляжет ответственность за гибель людей, пришедших освободить Францию. Вполне вероятно, что Дитер погибнет. При мысли об этом Лизетт стало дурно. Съехав с дороги в поле, она упала на траву.Время. Единственное, что жизненно необходимо и чего остро не хватает: время для фон Штауфенберга, чтобы пронести бомбу в ставку Гитлера; время для Роммеля, чтобы взять на себя роль лидера; время на подписание мирного договора; время для прекращения боевых действий.Посмотрев на небо, на проплывавшие над ней облака, Лизетт с ужасом подумала, что время неблагосклонно к ним. Оно предаст и погубит их. Минута за минутой оно ведет не к счастью, а к катастрофе.Вечером Лизетт уже в четвертый раз слушала радио в одиночестве. «В Суэце жарко… В Суэце жарко, — четко произнес голос диктора. — Игральные кости на столе… Игральные кости на столе». Лизетт напряженно ждала. И вот наконец прозвучала вторая строка стихотворения, означавшая, по словам Дитера, канун вторжения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115