– Конечно, – поспешил согласиться мистер Левис, готовый на все ради нее. – Конечно, это можно устроить.
– Не могла бы я повидать Александра сейчас?
Мистер Левис вызвал секретаря.
– Пожалуйста, передайте Александру Хайретису, что его в моем кабинете ждет мать и хотела бы поговорить с ним.
Он восторженно смотрел на Валентину, пытаясь хотя бы каким-то образом продлить ее визит.
– Ему будет весьма интересно посмотреть Новый Орлеан.
– Вы правы, – коротко бросила Валентина, не спуская глаз с двери, не в силах дождаться, когда увидит сына.
– Без сомнения, это его изменит.
– Простите?!
Валентина испуганно обернулась к директору.
– Я сказал, Новый Орлеан, вне всякого сомнения, его изменит. Этот город обладает таким свойством. Оттуда возвращаются совершенно другими, – ангельски улыбнулся мистер Левис.
Валентина боялась пошевелиться. Верно ли она расслышала его?
И несмотря на жару, она вздрогнула и стянула у горла высокий воротник норкового манто. Да, в Новом Орлеане придется рассказать Александру правду, правду, которая может непоправимо изменить их жизнь. Она так не хотела этого!
В дверь постучали, и она прогнала тени, омрачавшие лицо.
– Привет, мама! – широко улыбнулся Александр.
Валентина вскочила, побежала навстречу и крепко обняла сына. Мистер Левис обычно не одобрял подобных вольностей, но Валентина – это Валентина, а молодой Хайретис – наполовину грек. Все знают, что греки – народ эмоциональный.
Глава 28
Дни, проведенные в Новом Орлеане, навсегда с необычайной ясностью запечатлятся в памяти Валентины. Сын стал неизменным ее спутником. Добрым, верным, умным, веселым жизнерадостным другом, который подшучивал над ней, осыпал знаками внимания и подбивал на всяческие авантюры вроде дерзких экспедиций в заводи и болота, окружавшие город.
– Но Александр, там аллигаторы, – запротестовала Валентина, когда он настоял на том, чтобы отправиться в путешествие в туманный зеленый, пропитанный зловонными миазмами мир мокрых мхов и переплетающихся лиан.
– И американские лысые орлы, и коричневые пеликаны, и дикие кабаны… – с наслаждением перечислял Александр.
Орлов и кабанов им увидеть не удалось, однако они увидели пеликана, и Валентина вздрогнула от омерзения, когда проводник выманил куском мяса, насаженного на конец шеста, аллигатора, всплывшего на поверхность темной воды.
– Теперь моя очередь выбирать, куда поехать, – решительно объявила Валентина на следующий день. – Я предлагаю путешествие в старинной элегантной манере – на колесном пароходике.
– Думаю, мне понравилась бы жизнь игрока на речном суденышке, – заявил Александр, облокотившись с бессознательной грацией, унаследованной от отца, на поручень «Натчеза». – Жил бы во «Вье Карре», пил бы мятный джулеп и носил жилеты из золотой парчи.
– Не следовало мне брать тебя на «Унесенных ветром», – весело посетовала Валентина. – С тех пор ты во всем стараешься подражать Кларку Гейблу.
– Не Гейблу, – задумчиво покачал головой Александр, глядя на бурлящую воду. – Если уж подражать кому-нибудь, то лишь Видалу Ракоши.
Валентина застыла. Она ничего не сказала ему о Видале. Много раз пыталась, но слова не шли с языка.
– Почему? – еле слышно спросила она.
– Мне он нравится. И его фильмы тоже. Он независимый человек и делает то, что считает нужным, а не то, что требуют студии. Он видит действительность совсем не так, как обычные люди4 и отражает это в фильмах. Таким режиссером я хочу когда-нибудь стать.
Момент наступил. Валентина судорожно вцепилась в подлокотники плетеного кресла.
– Я и не знала, что ты хочешь быть режиссером, – сказала она, гадая, что сделает Александр, когда узнает правду.
Александр обернулся к матери и улыбнулся.
– Я всегда хотел им быть. Еще с тех пор, как Руби приводила меня в театр на репетиции «Гедды Габлер».
– Александр, мне кое-что нужно тебе сказать. – Сердце ее, казалось, вот-вот разорвется. – Мне следовало давно сделать это, но…
Звуки джаза наполнили воздух, заглушив ее слова.
– Ну не здорово ли? – восторженно завопил Александр, ероша угольно-черные кудри. – Спущусь вниз, послушаю! Этот саксофон просто чудо!
Валентина закрыла глаза. Она опять смалодушничала. Момент упущен. Но когда он снова настанет, она будет готова и мужество ее не покинет.
– Это настоящий юг, – объявил Александр, когда они уселись на лужайке. – Мы должны бы обедать джамбалай-ей или жареными бананами и крабами, вместо того чтобы питаться паштетом и сыром бри.
– Вздор, – добродушно отмахнулась Валентина, вытаскивая из корзинки французский батон и икру.
Александр неудержимо расхохотался.
– Ты безнадежна, мама! Никто не берет на пикник икру!
– Никто, кроме меня, – твердо объявила Валентина. – И шампанское!
Она торжественно вытащила бутылку и ведерко с колотым льдом.
– Ну и пикник! – покачал головой Александр, усаживаясь на траву рядом с матерью.
– Шампанское, молодой человек, – с притворной строгостью объявила Валентина, – не для вас.
Она помахала другой бутылкой, и Александр застонал:
– Ненавижу содовую! Мне уже почти двенадцать, и я достаточно взрослый для шампанского!
– Когда я была в твоем возрасте… – начала Валентина смеясь, но тут же осеклась. В возрасте Александра она жила в монастыре. И не знала, что на свете существуют такие вещи, как икра и шампанское. Или любовь и нежность.
– Что случилось, мама? – спросил Александр, встре-воженно хмурясь. Пальцы их переплелись.
– Ничего, – покачала она головой. – Просто глупые воспоминания.
– Если они тебя расстраивают, отвлекись. Лучше представь лишний раз, как здесь потрясно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137