Она тихонько проговорила:
— Вот что произошло в ту ночь. Все рухнуло. Я потеряла свое место в семье и к тому же узнала, что няня, которую я так любила, пострадала из-за меня. Ей была известна эта тайна, и отец заставил ее замолчать навсегда. Моя жизнь рассыпалась, как карточный домик. Ничего не осталось. Как могу я принять то, что предлагает Джайлз, если я этого недостойна?
Недостойны? Что же вы сделали? Не вы причинили зло вашей няне. Это на совести вашего отца. И какое значение имеет то, кем была ваша мать и как вы были рождены? Мать Джеффа тоже была проституткой. — Грейс открыла рот, чтобы возразить ей, но Фейт подняла руку и остановила ее. — Все это не имеет к вам отношения. Вы здесь, и один этот факт делает вас достойной всего, что у вас сейчас есть. Вы и раньше жили, сочувствуя другим, хотя сами нуждались в сострадании. Одно это искупает все грехи, которые вы на себя приняли. Если вы по-прежнему считаете себя недостойной, подумайте хотя бы о Джайлзе. Если бы вы только слышали, как он о вас говорит! Он так восхищается вами, и восхищается, разумеется, не из-за ваших прекрасных родителей. — Последние слова были произнесены с неожиданным сарказмом. — Но…
— Никаких «но». Да будь ваша мать хоть убийцей, самой низкой женщиной на земле, это не имеет для него никакого значения! Ведь вы-то будете такой, какая есть. Вам многое пришлось вынести из-за своего дяди, но Джайлз полагает, ему ясна природа того, что с вами случилось. Он не считает вас от этого менее чистой и непорочной. Он хочет излечить вас и любить. Ведь Бог создал вас для любви.
— Я пыталась покориться, — возразила Грейс. — И не смогла.
Фейт села за стол и жестом пригласила Грейс сесть напротив.
— Дело не просто в физической близости. Он хочет, чтобы вы были счастливы. Хочет, чтобы вы любили его, а он вас уже любит.
— Я тоже люблю его! — выкрикнула Грейс, опускаясь на стул. — Вы правы — он хороший человек. Я с самого начала это видела. Просто я боюсь, что никогда не смогу позволить ему… позволить…
— Я с вами согласна, — прервала ее Фейт, — теоретически все очень похоже. Но изнасилование — совсем не то, что близость с любимым.
— Я же сказала, меня не изнасиловали.
— Думаете, для десятилетней девочки есть разница?
Грейс смотрела в лицо Фейт, и в ее душе словно бы открывалось окно. Что-то застарелое и грязное вылетело наружу, а внутрь хлынули свежесть и чистота. Как легко эта женщина отвергла мысль, что, раз Грейс не лишили девственности, значит, ей не причинили никакого вреда. Одной фразой Фейт установила то, что все остальные просто проигнорировали. И по какой-то причине это признание лишило все происшествие его ужасающей силы.
У Грейс перехватило горло.
— Об этом никогда, никогда не говорили, — сдавленным голосом произнесла она. — Это считалось грязью, которую надо спрятать и никогда не извлекать на свет. — Ее взгляд упал на кровать, где играл малыш, он вытащил из сумки матери несколько деревянных матросов, чтобы у кораблика была команда. Грейс позавидовала невинной простоте его жизни.
— Но с вами было иначе, — возразила Фейт. — Вы помнили. Помнили свой страх и стыд, помнили каждое его слово, ведь так?
Грейс зажмурила влажные от слез глаза и кивнула.
— Вы не можете забыть его слов, — продолжала Фейт, — но должны знать им цену. Все они — ложь. Гадкая, болезненная, извращенная ложь.
— Но я же не маленькая, — запротестовала Грейс. — Я знаю: чтобы был ребенок, мужчина должен совершить насилие, причинить женщине боль.
— Даже ваши слова — «насилие», «совокупление» — пугают и пачкают. Мужчина действительно входит в женщину, но ведь она для этого и создана, создана для него. Я не могу поверить, что Джайлз не пытался вас подготовить, доставить наслаждение.
Грейс встала и подошла к очагу, взяла кремень и стала разжигать древесный уголь. Она не могла вести такой разговор лицом к лицу.
— Не хотите ли чаю?
Фейт со вздохом согласилась.
— Если вы не желаете об этом говорить, то не надо.
— Когда я увидела вас с мужем, — неохотно сказала Грейс, не поднимая глаз на собеседницу, — увидела, как вы себя с ним ведете, такая довольная и совсем не испуганная, я… я хотела расспросить вас, но… Но ведь о таких вещах не спрашивают?
— Что ж, — с вызовом заявила Фейт, — сегодня за чаем мы поговорим обо всем, о чем мужчины болтают друг с другом за элем и ромом. Мы, женщины, слишком о многом умалчиваем.
— Из-за молчания все это начинает выглядеть постыдным, — отозвалась Грейс.
— Так и есть, но на самом деле тут нечего стыдиться. Все это естественно. — Несмотря на такие рискованные заявления, Фейт тоже выглядела смущенной. Она разгладила юбку, потом сложила ладони на коленях. — Как я поняла, Джайлз прикасался к вам в… интимных местах?
Грейс кивнула.
— Но он ведь не делал вам больно?
— Нет, мне не было больно.
— Эти прикосновения, они нужны, чтобы… чтобы возбудить… чтобы тело приготовилось… Видите ли, ваше тело естественным образом вырабатывает вещества, которые облегчают мужчине путь. Забудьте, что вам говорили. За исключением первого раза, соединение не причиняет боли.
— Первый раз? Разрыв? Разрыв, который можно совершить только раз?
— Да-да, но вы снова употребляете слово, подразумевающее жестокость. Там действительно есть преграда, которую надо пройти, но боль бывает очень короткой, а удовольствие намного ее превосходит.
С пылающим лицом Грейс вспомнила о влаге, появившейся от прикосновений Джайлза.
— Но ведь он должен удовлетворить свое желание, — возразила Грейс, — иначе не будет семени. Дядя говорил, что женщина должна страдать.
— Ваш дядя — гнусный лжец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102