Было бы горько никогда не увидеть его. Она ведь не могла дурачить себя и окружающих надеждой, что когда-нибудь вернется. Даже если бы подобное было возможным, отец вряд ли дождется следующей встречи с дочерью…
Она попыталась все объяснить Доминику, но слова застревали в горле, она смутилась и чуть не расплакалась. Доминик разозлился и сразу же вышел из комнаты. На следующий день он уехал. Ей очень хотелось попросить, чтобы он остался. Но ехать Доминику было необходимо, если верить адвокату, представителю банка, которым пользовался старый граф, там ставили под сомнение существование Джона Доминика Фрейм. Считали, что его давно нет в живых. Доминик унаследует титул. Но если бы адвокат удостоверился в его смерти, то титул, Фондерлей и все земли переходили в наследство племяннику графа, которому по завещанию достается лишь небольшая часть движимого имущества. Племянник уже предъявляет права, если Доминик не появится лично, то племянник может выиграть дело. Служащие банка обеспокоены, так как племянник графа известный мот. Если бы дело оказалось только в титуле, Доминик не стал бы беспокоиться. Но Фондерлей… Сара понимала мужа.
Сейчас она вспомнила его смуглое лицо и представила так ясно, будто он стоял перед ней. Сердце разрывалось от невыразимой тоски и муки. Увидит ли она когда-нибудь снова эти необыкновенно голубые глаза? Сара смотрела правде в лицо и считала, что, возможно, она больше никогда не увидит своего мужа. Если Доминик и вспоминает ее, то Сара осталась, скорее всего, туманным воспоминанием, а рождения ребенка он так и не дождался. Кроме того, Лидия все время заостряла внимание на том факте, что Доминик теперь граф и вряд ли захочет вспоминать о не самых счастливых днях в своей жизни.
Имея титул, доставшееся наследство – земли, богатство и очаровательный внешний вид, он, конечно же, может выбрать любую женщину. Зачем ему вспоминать острую на язык, угловатую женщину, которую только из милости можно назвать привлекательной и которая давно уже не юна? Ради ребенка, которого она носит под сердцем? Как Лидия однажды съязвила, у мужчины может быть куча детей от разных женщин. Так что Сара не должна считать, что в ней есть что-то особенное. Всякий раз, когда Лидия твердила об этом, Сара мысленно крепко обнимала еще неродившегося младенца, он пока еще был обременяющим ее шариком на том месте, где когда-то находился только плоский живот. Что бы ни говорила Лидия, что бы ни думал по этому поводу Доминик, ребенок был особенным, по крайней мере, для Сары. Его присутствие оставалось единственным светочем в последние мрачные дни.
Даже если бы она смогла поехать с Домиником, ей не стало бы легче. Потому что она не смогла провести последние часы у постели умирающего отца. Сара слепо уставилась на ястреба, который парил в небе. Подозрения по поводу Эдварда оправдались, он тяжело умирал от изнурительной болезни, но ни разу не пожаловался и никому ничего не сказал. Даже тогда, когда узнал о том, что Доминик возвращается в Ирландию. Он сдержался, считая, что Сара отправится с мужем. Сара уже догадывалась о том, что отец болен неизлечимой болезнью, но не осознавала этого до конца. Должно быть, отчасти и из-за его состояния она отказалась покинуть Австралию.
Два месяца назад Эдварда хватил удар прямо в загоне для молодняка. Рабочие-аборигены перенесли его в дом и уложили в постель. Больше он не поднимался.
Сара, Лиза и Лидия преданно ухаживали за больным и ни на минуту не оставляли его одного. Сара была признательна Лидии за стойкость. Доктор, которого они пригласили из Мельбурна, сообщил им, что больной умрет. Но женщины не верили в подобный исход болезни до самого конца. Только шесть недель назад, когда Эдвард стал похож на скелет, обтянутый темной от загара кожей с горящими серыми глазами, они смирились с неизбежностью. Через неделю после этого Эдвард вздохнул последний раз.
Перед смертью Сара и Лидия сложили ему руки на груди, Лиза громко плакала. Солнце уходило за горизонт. Они сидели возле кровати почти всю ночь напролет. Две женщины, так и не ставшие близкими, сидели по обе стороны от кровати, на которой лежал умирающий мужчина. Для обеих он играл в жизни огромную роль, но никогда не вспоминал о себе. В последний раз Эдвард поцеловал жене руку и нежно улыбнулся дочери, когда яркие лучи восходящего солнца выскользнули из-за горизонта и омыли мир золотистым светом.
– Мне бы так хотелось увидеть внука, – прошептал Эдвард Маркхэм и умер.
Вспоминая об этом, Сара снова беззвучно заплакала. Потом старательно вытерла слезы и зашагала вперед. Она шла, глубоко вдыхая чистый, свежий воздух. Даже в холодную погоду необходимо было гулять. Ездить верхом она не могла из-за беременности, пешие прогулки стали для нее огромной радостью. Только таким образом можно хоть на время избавиться от угнетающей атмосферы, царящей в доме.
В полдень Сара с неохотой повернула к дому. Она не должна сейчас болеть и нервничать. Необходимо заботиться о здоровье ребенка. Итак, она медленно и неохотно вернулась домой и вошла через кухню.
Миссис Эботт сильно похудела за последнее время, на ее долю досталось много забот и волнений, но она всегда старалась ободрить Сару приветливой улыбкой. Сейчас она поливала жаркое заправкой, а Тесс усердно чистила картошку. Мэри в кухне не было. Сара подумала, что, вероятно, девушка находится в спальне у Лидии. Став совладелицей Ловеллы, Лидия решила, что ей необходимо иметь личную служанку, такую, какая ублажала ее в Англии. Она выбрала себе Мэри, как более изящную с неброской внешностью. Теперь миссис Эботт и Тесс приходилось выполнять работу, которую раньше делали трое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113