— Нагой?? — воскликнула в недоумении она и сбросила его руки, ласкавшие ее, тут же пересела на другое место, приводя в порядок свою одежду. — Вы… вы… вы…
Улыбнувшись, он кивнул:
— Кто я?
— Вы… вы…
— Зверь?
— Нет, нет, хуже…
— Негодяй?
— Чудовище!
Он рассмеялся. Она чувствовала себя оскорбленной, хотя особого греха она и не совершила. Да, он действительно до нее не встречал таких невинных созданий. У него даже возникла парадоксальная мысль, что они подходят друг другу как взаимодополнение. Он схватил ее руки, пока она лопотала что-то, пытаясь его задеть своими словами.
Экипаж уже подходил к дому, и он ей сказал, все еще посмеиваясь:
— А сейчас успокойся, моя любимая Лайза, иначе слуги или кто-либо еще заметят что-то неладное. Достаточно только посмотреть на твое прелестное личико, которое сейчас все пунцовое, — и по всему графству пойдет молва, что я лишил тебя девственности в несущемся экипаже. Шш-ш-ш!
Она попыталась ударить его, а он снова заключил ее в объятия.
— А я-то думал, ты послушная…
— Вы чудовище! Не прикасайтесь ко мне!
— Ты привыкнешь к этому, моя дорогая Лайза. Я буду касаться, касаться тебя, и ты позволишь мне делать все, что я захочу.
Он поцеловал ее, а она от изумления не знала, что и сказать.
— Ты позволишь мне все, Лайза, милая. Попробовав только малую долю тебя, я буду удовлетворен, лишь получив не меньше чем тебя всю. И если ты этого не понимаешь, то ты еще более наивна, чем я думал.
11
Лайза играла на фортепиано, а в это время одна из приглашенных дам, Онория Нотл, пела. Лайза не обращала внимания на дефект речи бедной Онории, которая не выговаривала букву «л». За последние две недели Лайза была сама не своя: то витала в облаках, то опускалась в ад сомнений и самообвинений.
Онория Нотл была одной из тех женщин, которых Лайза едва терпела. Она считала, например, потерянным летний вечер, если ей не удавалось побродить в саду и не увидеть маленького кролика или не послушать пение птиц. Она была крайне сентиментальной особой. Лайзе она была нужна как щит против лорда Джослина. Сейчас же, когда мужчины вернулись с охоты и вот-вот должны были спуститься к чаю, Онория нужна была ей как никогда.
Вот уже две недели Лайза страдала, изображая покорную дочь. Две недели назад она узнала всю правду о Джослине Маршалле. В тот день, когда они вместе с ним ездили в город, она проследила за ним до самого Латч-Лейна, чтобы наконец-то узнать все о нем. Она спряталась за беседкой и слышала все, что говорил Джослин Льюсису Синклеру. Она была в ужасе от того, что слышала. Ее ужас обратился в отвращение и ярость к этому негодяю Синклеру, когда она осознала всю глубину его падения. И открыл ей глаза Джослин Маршалл.
Она всегда была почти уверена, что виконт убийца. Она слышала, что говорили о его похождениях в Америке. Но никогда не было никаких слухов о том, чем он занимается в Англии, а эти его занятия были куда более опасными. Она все еще не могла полностью осознать то, что услышала. Для нее было теперь ясно, что Джослин пытался избавить мир от заразы, раскрывая тайны публичных домов со всеми творящимися за их дверьми гнусностями.
Ей было понятно, что для спасения детей и их дальнейшей безопасности он вынужден был любыми средствами выявить как можно больше тех, кто надругался над ними; он ставил своей целью, чтобы они никогда больше не могли заниматься своими грязными делами. Конечно, то что он заставлял делать этих мерзавцев-извращенцев, выходило за рамки закона. Но о каком законе вообще в этих случаях можно было говорить? Лайза прекрасно знала, что до детей из трущоб никому нет дела. Как говорил Тоби, большинство публичных заведений, где такие извращения имели место, принадлежало тем, кого считали оплотом общества.
Она никак не могла прийти в себя, испытала потрясение от того, что узнала о Джослине Маршалле. Она все еще чувствовала себя так, как будто бы ей на голову опрокинули ушат холодной воды. Этот человек, спасавший детей и выслеживающий и наказывающий мерзавцев типа Синклера, этот человек не мог быть убийцей. И самое главное, что наконец-то она поверила в это.
Досадно, но раскрытие тайны Джослина Маршалла сделало ее более уязвимой перед ним. Виконт поступал с ней совсем не как безумный рыцарь, каким он теперь казался ее неискушенному романтическому воображению. Она не была готова ни к его ухаживанию, ни тем более к тому, что он хотел близости с ней. Конечно, это в основном были ее трудности — ведь до виконта у нее не было мужчины. В конце концов ее выход в свет, ее первый сезон продолжался лишь несколько недель. Молодые люди не проявляли интереса к ней, разве что к ее наследству, но как только она открывала рот, они тут же бежали от нее, как черт от ладана. Конечно, она не была готова ни к каким ухаживаниям, и никто еще не пытался приставать к ней. Ей было стыдно, но ей очень понравилось все то, что случилось в экипаже.
Ей было стыдно. Виконт почти уже соблазнил ее в ее же собственной карете. Игра Лайзы стала не очень уверенной, она стала ошибаться, нажимая не те клавиши; ей мешали нахлынувшие воспоминания о том, что случилось тогда в утренней комнате, а затем во время поездки из Уиллингхема. Должно быть, Джослин Маршалл действительно был героем, бесстрашным и благородным спасителем детей, но для удовлетворения собственного аппетита он не гнушался ничем и был безжалостен.
И она старалась спрятаться от него и быть как бы в тени других присутствовавших в доме дам.
Однако прятаться было особо не за кого. Кроме нее и матери в гостях были еще две леди. Одной из них была Онория, а другой — вдова лорда Уоткина Фоуэла леди Августа Фоуэл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101