Так было с тех пор, как она узнала, что спо­койствие и сосредоточенное внимание – пер­вые шаги на пути к овладению могущественной властью друидов. Если она хочет, чтобы ее за­клинания возымели хоть какое-то действие, ей нужно сосредоточиться только на них.
«Духи лугов, духи лесов, вечного камня и хрупких цветов, нежной росы и могучего моря, трижды я вас заклинаю: откликнитесь на мой зов!» Крепко зажмурив зеленые, словно листья, глаза, Анья сосредоточилась на своем жела­нии – увидеть Ивейна.
Даже сознание того, что Ивейн придет сюда не для того, чтобы встретиться с ней, а лишь от­кликаясь на отчаянные призывы сестры, не могло погасить ликования Аньи. Стараясь не ду­мать ни о том, что происходит вокруг нее в зале, ни о гебурах, занятых у громадного очага приго­товлением поздней вечерней трапезы, ни о ма­тери и Ллис, она с жаром повторяла свои без­молвные заклинания.
Брина сидела в полумраке, в углу, под пуч­ками лекарственных трав, за длинным столом, уставленным разнообразными пузырьками, мерными чашечками и глиняными сосудами. Она размеренно постукивала маленьким пестиком, растирая крохотные зернышки в каменной чаше; жрица так часто занималась этим многие годы, что могла, не задумываясь, трудиться над приго­товлением снотворного снадобья, для которого эти зерна предназначались.
Взгляд ее серых, потемневших от тревоги глаз то и дело останавливался на дочери, чье ожидание было почти осязаемо. Несмотря на чу­десное зрелище, которое представляло ее дитя, озаренное лучами предзакатного солнца, Брине чудилось, будто Анья окутана мглистой, безра­достной пеленой. Ей казалось, что девушка скло­нилась над невидимой пропастью. Брина почти желала, чтобы Ивейн не откликнулся на призыв. Она боялась, что если юноша появится в замке, дочь может совершить безрассудный, опромет­чивый шаг.
На протяжении нескольких лет Брина и Вулф, забавляясь, наблюдали, как Анья – сна­чала ребенок, а потом неуклюжий подросток – боготворила отрока Ивейна. Безобидное юно­шеское увлечение. Но теперь Анья выросла, она уже девушка, и ее стойкая привязанность начи­нала вызывать беспокойство. Мальчик, которо­му Брина приходилась кем-то вроде приемной матери, стал ошеломляюще красивым мужчи­ной. Природное обаяние Ивейна еще усилива­лось опытом, приобретенным за последние десять лет, когда множество женщин и девушек дарили ему свое внимание. К тому же, обладая мисти­ческой силой, он был опасен, – в особенности для Аньи.
Ивейн был жрецом-друидом, чье воспитание и предназначение требовали исполнения великого долга, обращенного как в прошлое, так и в буду­щее, и в нем полукровке Анье не было места. Так что из этого чувства Аньи ничего не могло по­лучиться. Ничего, кроме боли. А от этого Брине хотелось бы уберечь свою дочь. К сожалению, не существовало никаких заклинаний, способных воздействовать на человеческие чувства.
Пестик растер зернышки чуть ли не в пыль, кода нежные пальцы, ласково сжав руку Брины, остановили ее. Темноволосая головка с отблесками серебряных нитей поднялась навстречу утешающему, спокойному взгляду темно-синих таз Ллис.
– Доверься Ивейну. – Ллис говорила так тихо, что только Брина могла расслышать ее слова. Мать двоих крепеньких мальчишек-близ­нецов и маленькой дочки, Ллис понимала трево­гу своей названой матери, но, хорошо зная брата, не сомневалась в его чести. – Он слишком при­вязан к ней, чтобы обидеть.
– Боюсь, это столь же неизбежно, как гром, следующий за вспышкой молнии. – Брина улыбнулась одними губами.
Заметив, как расстроила собеседницу про­звучавшая в ее словах истина, Брина почувствовала себя виноватой: она не дала Ллис утешить ее. К тому же, она, хоть на мгновение, но пожалела о приезде Ивейна, тогда как помощь его была так необходима Ллис в ее бедственном положении.
Не подозревая, что две старшие женщины ти­хонько переговариваются о ней, Анья сосредо­точилась и, ни на что больше не отвлекаясь, взы­вала перед своим мысленным взором образ зага­дочно прекрасного жреца-колдуна, своего ненаглядного Ивейна. Жар ее заклинаний все на­растал, пока какой-то необъяснимый внутрен­ний голос не побудил ее посмотреть в окно.
Ее глаза широко раскрылись при виде вопло­щенного отклика на ее мольбы, шагавшего в лиловатом вечернем сумраке. Анья так стремитель­но вскочила, что перевернула скамеечку. Не об­ращая на это внимания, она бросилась к дубовым, обитым железными полосами, дверям и, широко распахнув их, помчалась по аллее к тому, о ком так долго и страстно мечтала.
– Ты здесь! Ох, Ивейн, я так рада, что ты наконец приехал!
Девушка уткнулась в его широкую грудь, и голос ее звучал приглушенно, но, сразу же чуть отстранившись и подняв голову, она спросила:
– Почему тебя не было так долго?
Ивейн обнял одной сильной рукой ее изящ­ную фигурку, в другой сжимая посох с наконеч­ником в виде орлиной лапы, зажавшей в своих бронзовых когтях кристалл. Жрец опустил глаза и посмотрел на прелестное личико, лучившееся неприкрытым чувством, на которое он не смел от­кликнуться. Он мог бы ответить ей, но не хотел произносить этого вспух, страшась обнаружить то, что хранилось в молчании. По правде говоря, он и вообще не отважился бы прийти в Трокенхольт, если бы не настоятельная просьба сестры встре­титься с нею здесь. Да, только любовь к сестре и понимание отчаянного положения, в котором та находилась, призывая его, заставили его рискнуть и вернуться к этой пленительной сети, сплетенной сладчайшей невинностью и запретной любовью.
И все-таки ничто не могло помешать ему вкусить от действительности после бесчислен­ных грез наяву и ночных сновидений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82