Брэнт закрыл глаза и подставил лицо под палящие лучи солнца, запрокинув голову. Вдруг ему зверски захотелось спать. Он опустился на палубу, лег на спину, накрыл лицо шляпой и постарался полностью игнорировать ее откровенно испуганное поглядывание в его сторону. Она ведь никуда не убегает от него. Когда он проснется, она будет здесь, на месте.
Солнце припекало все жарче, и Ева передвинулась, расположившись так, чтобы быть в тени от корпуса каюты. Слава Богу, она еще не обгорела, а лишь слегка «поджарилась». Сквозь полуоткрытые веки она рассмотрела, что он спал — или притворялся? Слава Богу, что хоть так. Ей очень захотелось уметь вот так же легко засыпать, как и он.
Она некоторое время пролежала без движения, стараясь полностью очистить мозг от каких-либо раздумий, как учил ее Питер. Не получается… Яхта под ней покачивалась почти как люлька под заботливой рукой матери, а солнечные лучи плавили ее кожу, на которой проступила влага. Очень захотелось пить — что-нибудь холодное, из огромного стакана. Ева осторожно поднялась и на цыпочках зашла в каюту. Да, здесь был холодильник, до отказа забитый бутылками и банками. Она налила себе в стакан апельсинового сока и набросала в него целую кучу кубиков льда.
— Мне тоже налей, пожалуйста.
Его вежливый голос донесся до нее снаружи, и она подпрыгнула от неожиданности, плеснув ледяным напитком на босые ноги. Черт его подери! Да что же это он спит, будто кошка — такой же чуткий и хищный?! Она налила сока во второй стакан, опустила ледяные кубики, не спросив даже, какого напитка ему хочется. Покачиваясь в такт плавным колебаниям яхты, Ева вышла на палубу, неся стаканы. Брэнт лежал в том же месте и в той же позе: на спине, лицо накрыто шляпой.
Забыв свои предыдущие страхи и недоверия, наполнившись лишь раздражением, Ева подошла к нему и остановилась над ним, ожидая, пока он обнаружит ее присутствие. Когда же она увидела, что он никак не реагирует, она присела на колени позади него, осторожно держа стаканы, чтобы не облиться.
Их судно мерно покачивалось, и лед позвякивал внутри стаканов; несколько капель напитка выплеснулись через край и блестели маленькими осколочками стекла на его смуглой коже.
Наконец он двинулся, слепо вытянув руку, дотронулся до ее лодыжки и чуть поднял ее вверх.
— Не трогай! Черт, я же потеряю равновесие!
Ее тело дернулось, и на него пролилось еще немного соку, отчего он состроил кислую гримасу.
— Господи помилуй, до чего же ты неуклюжая!
Он резко сел, взял стакан из ее дрожащих от холода стекла пальцев и искоса посмотрел на нее. Они сидели совсем близко, тяжелыми взглядами смотря друг другу в глаза, как бы примериваясь. На мгновение она нервно прикусила нижнюю губу, потом, словно очнувшись, жадно принялась за свой напиток, не сводя с него глаз, отчего он невольно заулыбался.
— Знаешь, так нельзя. Что же мы зверями друг на друга смотрим? Он поставил свой стакан и ловким движением моментально расстегнул лифчик ее бикини, прежде чем она успела что-нибудь произнести.
— Брэнт, не надо! — запротестовала она, но как-то неубедительно. Он наклонился, и она ощутила на кончике своего соска его ледяной от выпитого сока язык. Она положила руки ему на плечи, как бы отстраняя его; он почувствовал, что ее тело задрожало, и плавно пригнул ее к палубе.
— А вдруг подплывет какой-нибудь катер?
— Ну и что? Я ведь накрою тебя своим телом: сейчас мы будем трахаться в традиционной классической позе.
Его руки начали приспускать ее символические трусики, завязанные на ниточках по бокам. Его язык нежно очерчивал окружность ее углубления посередине живота, а затем продолжил свое путешествие все ниже и ниже. Она как бы со стороны услышала свой протестующе-сладострастный вздох.
— Нет, — выдохнула она.
— Да, обязательно.
Ева бросила тщетные попытки перебороть свое собственное чувственное возбуждение и предоставила свою плоть во власть его рук, губ и языка, в свою очередь пробуя его кожу на вкус, наполняя себя его морским солоновато-сладким ароматом. Наконец она ощутила его губы на своих губах в момент, когда он начал нежно и бережно с ней сливаться, погружаясь в нее словно в море.
Ева зажмурила глаза от солнца и от всепоглощающего желания; ей представилось, что она — скаковая лошадь, а он — неутомимый наездник. Неожиданно она сама превратилась в неукротимого мустанга, рвущегося вперед, наполненного жаждой страстного движения. Они словно схлестнулись в поединке, в битве за превосходство, за право диктовать свои волю и желания, и это сражение, казалось, будет длиться бесконечно, потому что ни один из них не собирался уступать.
Они вдруг, будто бы устав от привычных движений, начали искать новые пути друг к другу. Кожа на их телах увлажнилась, стала скользкой под гнетом страсти, под гнетом солнца, сплавившего их в одно целое. .. Они уже настолько слились друг с другом, что стало неясно, где проходит грань между женской чувственностью и мужской мощью; все перемешалось, роли поменялись и продолжали меняться в бесконечно упоительной в своем опустошающем сладострастии череде…
Когда, наконец, силы их иссякли, солнце уже ушло в сторону. Тени вытянулись и сгустились, ветерок стал крепчать, раскачивая яхту и остужая их тела. Ева чувствовала, будто ее покинули все ее силы, до последней капли. Она лежала на спине на палубе, ослабев настолько, что в самом прямом смысле этого слова не могла пошевелиться, даже когда Брэнт поднялся на ноги и приподнял ее.
Он принес теплое влажноватое полотенце и начал медленно охватывать им ее тело, нежно протирая все потаенные уголки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107