Потом я открыла дверь, вошла в комнату и, захлопнув дверь за собой, прислонилась к ней, переводя дух.
Мой муж, сидевший перед огнем, повернул голову и посмотрел на меня. Что я увидела в его взгляде? Подозрение. Смущение. Гнев. Все это было направлено на меня.
— Почему ты заперла меня? — спросил он.
— Чтобы они не смогли войти.
— Они?
— Они! Они, черт возьми! Тот или та, а возможно, те, кто сделал это с тобой.
Николас снова устремил взгляд на огонь и сказал:
— Здесь нет никого, кто бы что-нибудь делал со мной, кроме тебя.
Я закрыла лицо руками:
— Не говори так. Пожалуйста, не говори. Я пытаюсь тебе помочь.
— Запирая меня?
— Ты не можешь мыслить ясно, муж мой. Но это временно, это скоро пройдет. Скоро тебе станет легче, обещаю тебе.
— Я доверял тебе, — сказал он, и угли в камине зашипели и высыпались на пол.
Был поздний час. Я сидела у камина и шила новое платье: это был простой черный наряд из тафты, траурное платье, которое я собиралась надеть завтра на похороны Розины. Время от времени, не переставая шить, я бросала взгляд на крепко спящего мужа.
На сердце у меня было тяжело: меня угнетала безнадежность. Наконец, отложив шитье в сторону, я задула две врсковые свечи, стоявшие на столе рядом, и легла в постель. Я нежно поцеловала мужа в лоб. и мысленно поклялась помочь ему.
— Завтра все будет по-другому. Ты становишься сильнее с каждым днем. Завтра ты будешь самим собой. Только не теряй веры.
Потом я положила голову на подушку, закрыла глаза и тотчас же погрузилась в сон.
Во сне я снова увидела извилистую тропинку, покрытую снегом, изрытую колесами экипажей. Райкс-роуд. Я шла по ней, не шла, а парила над обледеневшей землей, пока не оказалась на развилке дороги. Нет-нет, мне не хотелось идти дальше. Мне не хотелось туда идти. Я молила позволить мне вернуться в Уолтхэмстоу. Но какая-то сила толкала меня вперед, гнала меня через каменные, окованные металлом, украшенные завитушками ворота малхэмского кладбища.
Я чувствовала, как вокруг меня завиваются леденящие снежные вихри, холодный туман оседал на моем лице, проникая сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Я напрягала зрение, но видела только неподвижные мраморные лица ангелов, глаза которых следили за мной. Они тихо перешептывались, я слышала их нежные, мелодичные голоса, нараспев повторявшие: «Аминь. Аминь. Она пришла».
И я все плыла дальше, глядя сверху вниз на покрытые снегом могилы, на крытую черепицей крышу усыпальницы и часовни. Внезапно облака расступились и проглянул тусклый лунный луч, осветив участок земли.
В тумане я различила фигуру мужчины, стоявшего спиной ко мне, мужчины в темном плаще, ниспадавшем до щиколоток. Я услышала скрип железа о гравий, я увидела разверстую могилу у его ног.
Из тумана послышался печальный звук — женский плач. Лунный луч упал на фигуру женщины, стоявшей с потупленной головой на краю могилы. Женщина была одета в черное, шляпа бросала тень на ее лицо, на лоб спускалась вуаль. Внезапно я поняла, кто была эта женщина. Я узнала в ней себя. Я подумала, что оплакиваю своего дорогого друга Розину. Я чувствовала, как печаль сжимает мое горло, но несущие успокоение слезы не приходили. Я протянула руку и положила ее на вздрагивающее плечо, стараясь утешить, но видение оставалось на месте, не рассеивалось. «Аминь. Аминь».
Внезапно я вновь почувствовала, что парю, беспомощная, как лист, попавший в воды прилива. Теперь мне показалось, что я нахожусь на ложе, утопающем в цветах. И подумала: «Наконец. Мир». «Аминь».
Но плач не прекращался. Теперь эта женщина стояла надо мной. Когда подул ветерок и приподнял ее вуаль, я узнала эту изможденную плоть, эти печальные глаза. Розина. Розина Барон! Изумленная, смущенная, я попыталась подняться со своего ложа.
— Это неправильно, — закричала я. — Это какая-то ошибка!
Но не могла двинуться с места. Неимоверная тяжесть навалилась на меня. И мне становилось все тяжелее и мучительнее дышать, пока каждый вдох не стал даваться мне отчаянным усилием.
И тут появился мужчина. Он стоял и смотрел на меня сверху вниз. Его глаза были жесткими и серыми, как сталь.
— Нет! — закричала я. — Николас, это я!
Я подняла руки, но земля дождем посыпалась на меня сверху. Она наполняла мои ноздри, рот. Я извивалась и царапала лицо ногтями, пытаясь избавиться от нее.
Ауна скупо освещала холодный мраморный памятник надо мной. Луна освещала злополучное имя на памятнике: «Джейн».
«Аминь, аминь, — пели ангелы. — Она пришла».
Глава 18
Я рывком села на постели, судорожно ловя ртом воздух. Дверь нашей спальни была открыта, и моего мужа в кровати не было. Отбросив одеяло, я спрыгнула на пол и, даже не накинув халата, выбежала из комнаты в коридор. В дальнем его конце на столе горела одинокая свеча.
Я огляделась, посмотрела направо и налево, прислушиваясь, не раздастся ли где шум, потом вернулась за свечой и с нею прошла по коридору до лестничной площадки. Там я подождала, проклиная отчаянное биение сердца, заглушавшее все остальные звуки и шумы.
Я услышала, как где-то хлопнула дверь. В тишине послышались шаги. Я оставалась на месте, продолжая оглядываться по сторонам. Потом в отдалении различила фигуру. Человек приблизился, и я узнала в нем Тревора.
— Боже милосердный, — услышала я его голос, — Ариэль, что вы здесь делаете?
— Николаса нет, — сказала я ему. Он выругался сквозь зубы.
— Должно быть, он взял ключ из кармана моего платья.
— Что, черт возьми, он воображает и что делает? — спросил он.
Никогда еще я не видела Тревора таким разгневанным. Я попятилась.
— Вы обыскали дом?
— Нет.
— Тогда приступим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103