Джозеф пожалел, что сказал так много. В конце концов, финансовые взаимоотношения между ним и Аароном – не женское дело, и они имели молчаливое соглашение о том, чтобы держать ее в неведении. Чтобы успокоиться, он попытался принять во внимание ее вполне естественное беспокойство, вызванное дурными вестями. Она же, разъяренная, думала только о своем отце. Впрочем, как прелестно она выглядела! Глаза ее сверкали и вовсе не были задумчиво отстраненными, какими он так часто видел их.
Вскоре, пошатываясь под тяжестью подноса, вошел Гектор. Вид еды смягчил Джозефа. Усевшись за стол, он зачерпнул изрядную порцию креветок с рисом.
– Не будем ссориться, Тео. Садись и присоединяйся. Судя по виду трапезы, Дидо – и в самом деле хорошая кухарка, – сказал он, пытаясь уладить дело миром.
Но Тео была слишком сердита и обижена. Как он смел критиковать ее отца! Как он мог поскупиться на финансовую поддержку, в которой Аарон, возможно, нуждался! Ведь он был некогда так неразумно щедр! Джозеф богат; он вполне мог позволить себе тоже быть щедрым, но он таким не был. Он мелочен, подумала она горько, как, впрочем, и все в его семействе. Предусмотрительность, всеобщее согласие, бережливость и никакого следа воображения, проницательности или искренности.
– Я уже ела, – ответила она сердито, – и, если ты позволишь, намерена удалиться. Я устала, известие потрясло меня.
Он одним залпом осушил бокал вина и вытер рот платком.
– Я пойду с тобой, Тео. Я тоже устал. Мы пойдем вместе.
Она обернулась к нему, внутренне содрогаясь от отвращения.
– Элеонора постелит тебе там, – она указала на одну из маленьких спален. – Мальчик иногда беспокоен во сне. Один ты отдохнешь, лучше, и я… у меня головная боль.
– О, Господи! – он стукнул рукой по столу так, что загремела посуда. – Я не видел тебя несколько недель, и вот как ты принимаешь меня! Все та же история, не так ли? Всегда у тебя то головная боль, то ты устала, то мальчик может забеспокоиться. Я не вынесу этого, говорю тебе!
Однако он знал, что гнев и угрозы напрасны. В некотором смысле он трепетал перед ее холодностью по отношению к нему и, каждый раз приближаясь к ней, испытывал чувство вины – она чуть не умерла при родах.
– Прости, Джозеф, – прошептала она, внезапно переменившись. Эту черту Тео унаследовала от отца. Теперь ее голос был нежен, она задумчиво улыбнулась. – Знаю, я не очень хорошая жена. Тебе следовало жениться на Анне Пинкни или на какой-нибудь девушке из Миддлетонов. Они рождены для плантаторской жизни и управились бы значительно лучше меня. Они смогли бы принести тебе дюжину детей. Я уверена, что их отцы, – добавила она с оттенком злобы в голосе, – никогда не причинили бы тебе столько хлопот.
Это было правдой, подумал Джозеф ошеломленно. Возможно, ему нужно было жениться на девушке Миддлетонов. Но он не захотел этого в свое время и, несмотря ни на что, не жалел об этом.
Он обнял Тео почти робко.
– Я не хочу никого кроме тебя, Теодосия, тебя и маленького Бэрра, – он никогда прежде не мог заставить себя называть Гампи именем Аарона.
– Я люблю тебя, – произнес он, запинаясь на слове, которое он мог написать в послании. Но, произнеся его, Джозеф почувствовал себя глупцом.
Ее сердце сжалось. Она коснулась его лохматых сухих волос. Он пламенно поцеловал ее.
– Теодосия, я напишу твоему отцу. Ему всегда более чем рады в любом моем доме.
– Благодарю тебя, дорогой, – ответила она. Порой он был так похож на овчарку: собака щелкала зубами и рычала, а теперь вновь пыталась снискать расположение.
– Спокойной ночи, – прошептала Тео.
Аромат духов окутал его, когда она ушла в свою комнату, тихо затворив за собой дверь.
XX
Стоял октябрь. Ранние сильные морозы сделали возможным возвращение в Оукс до появления Аарона. С наступлением холодов лихорадка прекратилась; по правде говоря, никто так и не мог понять, чем это было вызвано. То ли холода заморозили ядовитые испарения на болотах, то ли они произвели изменения в атмосферном электричестве и нейтрализовали избыток кислотности, служившей проводником болезни.
Так или иначе, октябрьский мороз вновь сослужил плантаторам добрую службу. Дорога в Нек, вверх по реке, заполнилась экипажами возвращающихся домой плантаторов и их семей, фургонами, набитыми домашней утварью и слугами.
Полковник Вильям и его семья вернулись в Клифтон. Джон Эш и Салли – семья, пополненная теперь младенцем Вильямом – вернулись в Хэгли. Вильям Алгернон вступил во владение Розовым холмом – плантацией через одну от Клифтона, которую отец недавно подарил ему в ожидании женитьбы сына на очаровательной вдове, доводившейся, вдобавок, и кузиной. Полли Янг, урожденная Эллстон, с двумя «л», была пышущей здоровьем матроной двадцати восьми лет, пятью годами старше своего предполагаемого супруга, обремененной, кроме того, пятилетней дочерью Элизой. Но степенный Вильям Алгернон не видел в том помехи, тем более что миссис Янг была наделена изрядным приданым. Желая остепениться, он с нетерпением ожидал окончания второго года вдовства Полли, с тем, чтобы они могли пожениться, не нарушая обычаев.
Теодосия, волей-неволей втянутая в вихрь семейных событий, наблюдала радостную суету вокруг надвигающегося вступления миссис Янг в их семью и необъяснимо чувствовала себя задетой. Все эти «Полли, дорогая» да «Дорогая Полли, что вы думаете о том-то»… Никакое празднество не было полным, если на нем не присутствовала Полли. Они баловали маленькую Элизу и носились с ней. И хотя та даже не являлась прямой родственницей, уделяли ей значительно больше внимания, чем Гампи.
Тео, однако, вполне ясно представляла себе, что никогда не могла снискать расположение Элстонов, Одно дело, сторониться общества потому, что находишь его непривлекательным, и, совсем другое дело, когда общество сторонится тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109