Хорошо, они получат его предостаточно!
Джозеф вернулся с рисовых полей, когда она уже заканчивала свою работу. На полях он наблюдал за рабами, жгущими стерню, оставшуюся после уборки риса, – осенью нужно было приготовить землю для нового урожая. Он в изумлении застыл в дверях.
– Что это ты делаешь? К чему здесь весь этот хлам? – потребовал он ответа с заметным недовольством.
Она одной рукой откинула свои растрепанные волосы и повернула к нему раскрасневшееся смеющееся лицо.
– Я хотела украсить комнаты, но у нас не было ни полотна, ни достаточно бумаги, чтобы сделать гирлянды, вот я и придумала все это. Я считаю, что это мило. К тому же наши потолки еще не закончены, а это укроет их.
– Я полагаю, что это крайне глупо, – резко перебил он. – Куча растительности в доме, наверное, привлечет насекомых.
Но эффект был все-таки потрясающим, да и потолки действительно находились в плохом состоянии. Они ему уже порядком надоели: недавно нанесенная штукатурка осыпалась, оставив коричневые разводы. Джозеф предпочел перейти к более важному предмету разговора.
– Я намеревался отдать некоторые распоряжения Измаилу, но мне было сказано, что его нет, и будто ты отправила его в Джорджтаун вместе с шестью нашими людьми на большой барке. Скажи, прошу тебя, для чего ты это сделала?
Она закусила губу и принялась сосредоточенно разглаживать изображение китайской пастушки на своей накидке. Измаил был их лучший лодочник, и в то утро она спешно послала его к джорджтаунской пристани, чтобы он, дождавшись, когда судно Аарона причалит, незамедлительно доставил его в Оукс. Хотя, в конце концов, Джозеф все это узнает, она не хотела, чтобы это случилось сейчас. Приход гостей еще не поздно отменить, и он, конечно, так и сделает, узнав о прибытии Аарона.
– Я обнаружила, что у нас закончились некоторые запасы, – сказала она робко, – и послала Измаила, поскольку он проворнее прочих.
– Я желаю, чтобы ты впредь не поступала так. Ты не посоветовалась со мной. В чем ты так нуждаешься? – проворчал Джозеф.
Раздался глухой бой часов, и она была спасена от необходимости отвечать.
– О, уже поздно, – воскликнула она, убегая. – Я должна одеться.
Она надеялась поразить своих гостей, и это ей удалось. Толпы прибывающих Элстонов и их родственников буквально онемели от изумления перед результатами ее трудов. Она приветствовала гостей очаровательной, искренней улыбкой, по мере того, как те входили в двери и изумленно оглядывали преображенные комнаты. Убранство комнат придавало им фантастический вид, который шокировал скованные условностями умы гостей.
– Надо же было такое устроить, – прошептала Мария Нисбет, обращаясь к миссис Хугер, когда они вдвоем снимали наверху накидки.
– Действительно, из ряда вон. Что-то в этом роде и следовало ожидать от… – она возмущенно повела плечом. – О-о, моя дорогая, что там еще за шум внизу?
Они застыли, прислушиваясь. Ритмичное бренчание поразило их настороженный слух: это был навязчивый, грубый, странным образом волнующий ритм. Бренчание сопровождалось монотонным пением мягкого мужского голоса.
Дамы переглянулись.
– Похоже, это негры, – воскликнула леди Нисбет, – так они играют по субботам на улицах. Но не могла же она…
Она более чем могла, как они обнаружили, спустившись вниз. Шестеро черных негров извивались в углу гостиной. Они играли на своих самодельных инструментах, варварских уродах, называемых баниас и баньос, в точности на таких, на каких их отцы бренчали в Африке.
– Ну и ну! – пробормотала Мария, бросив лишь один взгляд и гневно распрямившись. – В гостиной ниггеры и такой отвратительный гам. Не могу представить, как Джозеф мог такое допустить… Разумеется, она не ожидает, что мы будем это слушать. Это оскорбительно.
Ее губы сжались, она подчеркнуто презрительно прошла мимо музыкантов, увлекая за собой остальных сбитых с толку дам, и ретировалась с ними в самый дальний угол библиотеки, где они принялись негодующе перешептываться.
Тео видела, что произошло, и была расстроена. Она ожидала, что гости заинтересуются, а затем, когда привыкнут к неожиданным звукам, порадуются ее затее. Она полагала, что негритянская музыка действует возбуждающе, и находила в ее гармонии неподдельную красоту. Тем более, что заполучить обычных музыкантов в Вэккэмоу было невозможно и, как она полагала, живущим в такой глуши плантаторам так же надоело их собственное неуклюжее исполнение классики, как и ей самой.
Оказалось, она ошиблась. Распрямленные спины всех без исключения Элстонов, выражали неодобрение, и ничья нога не отбивала такт под зажигательный ритм. Тео вздохнула и велела музыкантам остановиться.
Возможно, пунш смягчит Элстонов. Она приказала слугам внести его. Не их неизбежный ромово-лимонный пунш, а Ричмонд-Хилл – охлажденное персиковое бренди с шампанским. Эта затея казалась ей блестящей. Она с нетерпением наблюдала за гостями, когда бокалы были подняты для первого тоста: «За благополучие миссис Янг и Вильяма Алгернона».
Гости едва коснулись пенящегося напитка. Мария с преувеличенно изумленным видом первая опустила бокал с решительным стуком. «Можно подумать, я пыталась отравить их», – подумала Тео, пытаясь ухватиться за остатки своего чувства юмора. Это было бесполезно. Она была рассержена и обижена. Прием провалился и был далек от радостного праздника, который она затевала. Не было ни смеха, ни веселья. Она поняла, что была просто глупа, пытаясь доставить удовольствие гостям своими новшествами. Они не были рады. Они были оскорблены. Даже вид роскошного стола вызвал лишь несколько вежливых замечаний, после коих воцарилось удивленное молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109