Он тяжко вздохнул. Если бы только легат узнал, что Луций удирает из крепости почти каждую ночь, и куда он удирает… но, когда дело доходило до девушек, удержать Луция было невозможно, несмотря на то, что гарнизон получил строжайший приказ не заходить в деревню. Однако у Квинта не было никакого желания вновь услышать, будто он кудахчет, как старая курица. Поэтому, когда Луций вышел из воды и пошел одеваться, подмигнув ему за спиной Флакка, Квинт лишь поощрительно махнул рукой и бросил:
– Увидимся позже… надеюсь.
К его великому изумлению, он увидел Луция через полчаса – время, потребное, чтобы добежать до деревни и подняться обратно.
Квинт играл в кости с двумя знаменосцами из других когорт, и насмешливое приветствие замерло на его губах, когда он увидел лицо Луция.
– Что случилось… – начал было он и осекся, поскольку Луций мотнул головой и указал на угол помещения. Квинт отошел за ним. – Неприятности? – коротко спросил он, удержавшись от того, чтобы добавить: – «Я же тебе говорил».
– Не то, что ты думаешь. – Вся привычная вялость Луция исчезла, лицо побледнело, круглые глаза выражали тревогу. – Квинт, в деревне никого нет. Она пуста. Ни души, даже собаки исчезли.
– Ну так здесь нет ничего страшного. Все ушли на охоту или на какой-нибудь религиозный обряд, у них так бывает.
– Нет, нет, – нетерпеливо сказал Луций. – Ты не понимаешь. Они забрали все свое имущество, даже угли выгребли из очагов, все припасы, похоже, что они ушли насовсем, хотя они и их предки жили здесь задолго до прихода в Британию Юлия Цезаря. И это еще не все… – продолжал он, не давая Квинту переспросить, – взгляни! – Он вытащил большую глиняную таблицу, которую прятал под плащом и осторожно протянул ее. Квинт вгляделся и едва сдержал восклицание ужаса. На таблице были грубо вырезаны ряды фигурок в шлемах с плюмажами и кирасах. Одна фигурка сжимала штандарт, эмблема которого угадывалась безошибочно – орел Девятого легиона. Кое-что еще также не подлежало сомнению – грудь каждой фигурки была пронзена копьем, и вся глиняная таблица была липкой от свежей крови.
Молодые люди мрачно переглянулись.
– Где ты это взял? – наконец спросил Квинт.
– Посреди деревенской площади, на камне, который служит алтарем их богине Виктории. На нем сожгли… внутренности какого-то животного.
– Ну… – произнес Квинт, переведя дух, и отпустил окровавленную таблицу, – послание выглядит совершенно ясным. Прелестная штучка. Мы обязаны показать ее легату.
Луций прикусил губу и уставился в пол.
– И как нам объяснить то, как нам… хм… случилось ее найти?
Квинт на миг умолк, ибо испытал подлинное потрясение, почти презрение, но быстро справился с собой.
– Ты хочешь, чтобы я сказал, будто это нашел я? – ровно спросил он.
Луций отвел глаза и заговорил очень быстро:
– Ну, ты ведь любимчик легата. Он тебя серьезно не накажет. Но старик бывает жутко недоволен, когда не подчиняются его приказам. Я… я тебе не говорил, но у меня до твоего приезда была куча неприятностей.
– Ладно, – оборвал его Квинт. – Я совру, что нашел таблицу, но я не настолько благодарен, чтобы принимать на себя вину за все твои жеребячьи дела. Пошли!
Молодые люди молча направились к жилищу легата. Квинт придерживал страшную таблицу за угол. Войдя, он сказал:
– Легат, вот то, что мы считаем, тебе необходимо увидеть. Это лежало на алтаре британской деревни, но паризии исчезли. Полностью. Не оставив следа.
Легат изучал липкую красную таблицу долго и внимательно, но на лице его не отразилось ничего. Когда он взглянул на Квинта, глаза его были бесстрастны.
– Как ты осмелился войти в деревню? Тебе известен мой приказ.
Начинается, с отвращением подумал Квинт.
– Я был на валу и услышал внизу какие-то странные звуки. Решил пойти, проверить.
– У тебя, должно быть, исключительно острый слух, поскольку деревня отстоит больше, чем на милю, а ветер в другом направлении. Ты позаботился сообщить о подозрительных звуках своему старшему офицеру, прежде, чем предпринимать самовольные действия?
– Нет, легат, – отвечал Квинт, уставясь в стену над головой Петиллия.
Суровый взгляд легата переместился на покрасневшее и слегка вызывающее лицо Луция.
– Наши британцы до последнего времени были исключительно дружелюбны, – сказал легат, – но нечто изменилось, и это, – он указал глазами на таблицу, – означает объявление войны. Я хочу знать причину.
Молодые люди молчали.
– Тебе известна какая-либо причина, почему паризии внезапно преисполнились к нам вражды?
– Нет, легат. – Глаза Туллия не отрывались от стены.
– А тебе, Луций Клавдий? – продолжал неумолимый голос.
– О нет, легат, – быстро сказал Луций. – Совсем ничего.
Снова последовало молчание и полководец вздохнул. Затем встал и вызвал стражника.
– Ты, – сказал он Квинту, – проследуешь за охранником на гауптвахту и будешь ждать моего приговора за нарушение приказа… Ты, – повернулся он к Луцию немедленно доложишь своему центуриону. Весь легион должен быть наготове. Нападение на крепость вполне вероятно.
Квинт двинулся за охранником с тяжелым сердцем. Когда он пересекал плац, Луций подбежал к нему и прошептал:
– Прости, Квинт… Я тебя скоро вытащу. Увидишь. Квинт не ответил.
Гауптвахта представляла собой подземную тюрьму под башней западных ворот. В ней имелось шесть камер, очень маленьких и совершенно темных; вентиляционные отверстия, каменный пол – и все. Квинта поместили в одну из них, снабдив кувшином воды. Меч и латы у него отобрали. Тяжелая дубовая дверь с грохотом захлопнулась, клацнул железный засов.
Он остался один.
* * *
Назавтра, после полудня, за дверью камеры послышался шум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64