– Он поднес кубок к губам молодого человека. – Пей!
Квинт отшатнулся.
– Я только что читал ненависть в твоих глазах, Конн Лир. Могу ли я верить, что это просто трава забвения?
– Дедушка, – прошептала Регана, вцепившись в его руку. – Я тоже боюсь… не причиняй ему вреда… потому что я… – Что-то еще прошептала она так тихо, что Квинт не расслышал.
Ярость, постепенно исчезая с лица Верховного друида, сменялась грустью.
– Печально, печально, – пробормотал он, словно про себя. – Всегда ОН таится в укрытии, темный бог теней, чье имя нельзя произносить… – Не договорив, он нетерпеливо повернулся к Квинту. – Пей мед спокойно, о неверующий римлянин, темный бог не придет к тебе через меня… и знай в сердце своем, что Верховный друид всех британцев не говорит двойным языком.
Квинт резко повернулся к Регане и уловил на ее беззащитном лице умоляющий взгляд, устремленный к нему. На ее губах читалось слово: «пожалуйста».
Квинт склонил голову и взял кубок. Мед оказался сладким, прохладным, со слабым ароматом. Осушил кубок и стал ждать каких-нибудь странных ощущений. Но ничего не было. Он услышал легкий вздох облегчения, вырвавшийся у Реганы. Она подошла и улыбнулась ему.
– Теперь ешь, – деловито сказала она, – и я тоже буду есть. Мы оба с рассвета не проглотили ни крошки. – Она взяла блюдо с мясом и села рядом с Квинтом на скамью.
Верховный друид бросил на них только один взгляд, затем задумчиво отошел на другую половину круглой комнаты, где в гобеленах было прорезано окно. Некоторое время он сидел у стола, и казалось, что-то писал. Потом отошел к окну, открыл его и встал, взирая на звезды и бормоча какие-то заклинания. Мощный ствол дуба посреди комнаты почти скрыл его белую фигуру от Квинта и Реганы, пока они ели, их посетило новое чувство близости. Они сидели на скамейке совсем близко. Квинт необычайно остро переживал тепло ее гибкого тела, шелковистое прикосновение ее длинных волос к своей руке. Горло у него сжималось, когда она искоса поглядывала на него из-под ресниц. Ямочка, которой он никогда прежде не замечал, появилась на ее щеке, когда она сказала:
– Но, Квинт, ты же не ешь! Разве тебе не нравится вкус этого жареного ягненка? Повара Конна Лира, наверное, так старались!
– Думаю, ты очень хорошо знаешь, почему я перестал есть, – отвечал Квинт, глядя прямо ей в лицо.
Она покраснела и опустила глаза, но ямочка на щеке не исчезла.
– О, я надеюсь, что не трава забвения испортила тебе аппетит! Если Конн Лир сказал, что она безвредна, так оно и есть.
– Нет, – ответил он очень тихо и хрипло, – не трава… с ar а.
Она отставила блюдо и пальцы ее принялись перебирать полы одежды. Ямочка исчезла.
– Почему ты назвал меня так? – прошептала она. Он чувствовал, как дрожат ее плечи.
– Потому что это значит «дорогая». Я люблю тебя, Регана.
Ее дыхание участилось. Она сидела прямо и неподвижно, он видел, как вздымается ее грудь под тонкой тканью платья.
– Ты не должен, – наконец произнесла она. – Это запрещено… – Ее затененный взгляд метнулся к фигуре Верховного друида. – Между нами никогда не может быть любви… никогда…
– Но она есть!
У нее вырвался всхлип, и она медленно, словно бы против воли, подняла лицо.
Он поцеловал ее, не так быстро и с благодарностью, как в ту ночь, когда она спасла его из лагеря Боадицеи, а жарко и страстно. Это был крепкий поцелуй мужчины, а возвращала его женщина. Длился ли их поцелуй вечность или мгновение – для него не было измерения, кроме красоты – и боли, когда рассудок вернулся.
Его руки упали. Лицо ее было мокро от набежавших слез. Верховный друид не двигался, его взгляд по-прежнему был прикован к звездам.
– Са r а… моя Регана… Я вернусь к тебе. Жди меня здесь, я вернусь… Не знаю, когда и как, но после…
– После… – повторила она безжизненным голосом после того, как исполнишь свой долг римского солдата… после того, как мой и твой народы перебьют друг друга. Все бесполезно, Квинт. Да, я люблю тебя, но у нас нет будущего.
– Как ты можешь это говорить? – воскликнул он. – Теперь, когда мы признались во взаимной любви, когда, после поцелуя мы узнали, что принадлежим друг другу! Это все меняет.
Она покачала головой. Слезы струились по ее щекам, но она вымученно улыбнулась.
– Ты не вспомнишь ничего, что мы говорили, Квинт. И нашего поцелуя тоже, иначе бы я его не допустила.
– Не вспомню? Ты имеешь ввиду зелье? Но это невозможно?
– Конн Лир никогда не ошибается, – прошептала она. – И, однако, о, да смилуются надо мной все наши боги!.. я хочу, чтобы ты когда-нибудь вспомнил. Вспомнил хоть немного. – Ее рука потянулась к пряжке, державшей ее плащ – бронзовой фигуре, украшенной по кельтскому обычаю, спиралями и эмалью с эмблемой друидов – рубиново-красной змеей. – Быстрее, возьми ее и спрячь! – Она поспешила засунуть пряжку ему за пазуху шерстяной рубахи, ближе к сердцу, не преминув бросить взгляд на Конна Лира. – По крайней мере, она поможет твоей безопасности. А я буду молиться… молиться за тебя Лугу.
– Регана! – Он стиснул ее руки, столь ошеломленный переполнявшими его чувствами, что голос отказывался ему повиноваться. Но он и не смог бы высказать ей все, что хотел, потому что Верховный друид отвернулся от окна и подошел к ним, обойдя дубовый ствол. Квинт выпустил руку Реганы и умолк.
– Звезда Севера высоко поднялась в небе над Звездой Воина. Квинт Туллий, – сказал Конн Лир, мрачно глядя на молодых людей. Возвысив голос, он позвал: – Бран!
Странное создание неуклюже ввалилось в комнату и опустилось на колени перед Верховным друидом, издавая что-то вроде мычания. В Риме Квинт видывал больших обезьян, привозимых на галерах из Африки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64