— Нет. Вы начали, было, говорить «Фолкнер», — Элизабет оскалила зубы в тигриной улыбке. — Что это такое? Ласковое прозвище?
Временами Саре казалось, что она самая неискренняя из женщин. Но как вести себя, если долгие годы приходится скрывать от посторонних свое безумие?
— Боже, Элизабет, — сказала она с совершенно непроницаемым выражением лица. — Мне, право, странно, что вы этого не знаете. Его все называют Фолкнером, по крайней мере, при дворе. И если вы назовете его там сэр Уильям, никто и не поймет, о ком вы ведете речь.
Элизабет уставилась на нее, не находя ответа. Однако ее подозрения не рассеивались. Собравшись с мыслями, она попыталась снова атаковать:
— А откуда вам знать, как его называют при дворе?
Сара усмехнулась.
— Удивительно, не правда ли? Это я полагаю, что уж кому-кому, а вам все это известно намного лучше, нежели мне. Неужели я ошибаюсь?
— Нет, конечно, — медленно, с расстановкой, отозвалась Элизабет и взглянула на кузину с возросшим уважением и… осторожностью. — Значит, побыть наедине, вы говорите? Как мило! Но в таком случае, о чем нам с вами побеседовать?
Миссис Дамас заранее приготовила для них чайник. Сара разлила чай.
— Вчера похоронили Дэйви Хемпера.
Ей явно не доставало светской деликатности и утонченности Фолкнера. Она вовсе не собиралась лезть напролом. Но ее душила злость на маркизу и она не смогла удержаться.
— Кого? — нахмурилась Элизабет.
— Это наш деревенский паренек.
— Ах, да. Я действительно что-то слышала, — Элизабет поднесла чашку к губам. — Однако с какой стати его смерть должна меня волновать?
— Только потому, что его убили.
— Неужели? Вот уж удивительно! Наверное, повздорил с местными парнями из-за какой-нибудь пышнотелой девицы?
— Кто знает? Кстати, это уже третье убийство в наших краях. Вы, надеюсь, слышали о цыганах?
Элизабет только махнула рукой, давая понять, что это ей известно, зато стала слушать с возрастающим интересом.
— И коль уж это — третье убийство, вам следует позаботиться о мерах предосторожности.
Маркиза опустила чашку. В глазах мелькнули опасение и страх.
— Что вы хотите этим сказать? Нам угрожает что-либо?
— Трудно сказать определенно, — ответила Сара. Она подняла со столика чашку и улыбнулась из-за ее края. — Ясно одно, что вам всем надо быть осторожными, — чай был хорошо заварен, крепкий и горячий. Именно такой, какой ей особенно нравился. Она посмотрела на Элизабет прямо в глаза. — Предельно осторожными.
Скрипнула доска. Первая доска перед камином в столовой, угадала Сара. Когда огонь догорал, а воздух в комнате начинал остывать, доска слегка потрескивала. В коридоре за дверями спальни шелестело, словно кто-то еле слышно перешептывался. Наверное, ветер играет с занавесками на окне в дальнем конце коридора. Их следовало…
Сара нетерпеливо вздохнула. В доме ей был знаком каждый звук. И ни один из них не был для нее неожиданным. Стояла ночь. Стояла тьма. Было уже за полночь. Где же Фолкнер?
— В Эйвбери на свободе бродит убийца, — сказал он ей тогда. — Я не позволю тебе оставаться одной, — и добавил: — Во мне нет доброты.
Она понимала, что он говорил правду. Она лежала на спине, крепко сжав кулаки, ногти больно впились в ладони. Вытянув руки вдоль тела, смотрела в потолок. В глазах было горячо от слез. Однако она не позволяла им катиться по щекам.
Будь он проклят! Он и его конь. Нет, только не Негодяй. Негодяй ей нравился. Сейчас ей хотелось задушить только его хозяина.
— Не задерживайтесь, — сказала Элизабет. Об этом лучше не думать. Это, скорее всего, новый вид безумия или бреда. Более ужасающий, чем тот, который она познала раньше. Фолкнер ничем не обязан ей. Она сама все ему объяснила. Но мысль о том, что он может сейчас находиться у другой женщины, доставляла ей нестерпимую боль. Ей казалось, что у нее вырывают сердце. И от мучительной боли все внутри леденело. Скоро он уедет. Для нее будет гораздо лучше. Она снова вернется в свое убежище, в сад за высокими каменными стенами. И никогда больше не допустит подобной боли в свою душу. Но память о пережитом останется? Верно. Все верно. Без него она никогда не сможет стать собой.
Будь он проклят.
Надо заснуть. Хорошенько выспаться. И завтра утром отправиться собирать травы. Она совсем забыла, когда последний раз ходила в лощину. А еще надо навестить арендаторов, поговорить о ремонте домов. Помнится, весной у нее всегда находилось множество дел.
Будь он проклят!
Сара повернулась на бок, невидящим взглядом уставилась в стену. Мгновения растягивались в минуты. Минуты были бесконечными. Ей показалось, будто все в ней натянулось, как струна. Сейчас она не выдержит и закричит. Но не от страха, не от ужаса, от нестерпимой боли…
У окна мелькнула тень. Игра света и тени? Или игра ее воображения? Она лежала, боясь шелохнуться, затаив дыхание. В сердце закралась тревога. Что это учуяла она в ночной прохладе? Аромат духов Элизабет? Что-то другое, знакомое… Ее дразнил, бередящий душу запах влажной земли. Она вздохнула свободно и раскованно. Стыд захлестнул ее.
Он подумал, что она спит, подошел к постели, увидел блеск ее широко раскрытых глаз.
— Ни за что не угадаешь, где я сейчас был, — прошептал он, словно извиняясь за то, что заставил ждать себя. Ему не терпелось поделиться с ней.
— Нет, — согласилась она, голос был слегка охрипшим. — Не угадаю…
— Я гонялся за мертвыми монахами, — сообщил он с ребяческим восторгом в голосе, как будто только что пережил удивительное приключение.
Она села в кровати. Он, как всегда, присел на краешек, чтобы стянуть башмаки. Ей нравилась его основательность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102