В отсутствие мужа все слуги полностью подчинялись ее желаниям. Она отвечала лишь перед самой собой, сама решая, когда ей вставать, что надевать, что есть, как проводить время и куда пойти.
Она даже выписывала банковские чеки на выплаты и поставки. К ее облегчению, Филипп – или скорее его банкиры – оплачивали их. Впервые она обладала властью, сначала с осторожностью, даже с трепетом, пользуясь ею. Вскоре ей это даже понравилось. Ее мягкое управление словно золотой, попавший в руки угнетенного, приносило только добро. Это давало ей ощущение защищенности, делало сильной, заставляя постепенно забывать о полной покорности, в которой она так много лет прожила в монастыре.
Их прислуга и арендаторы, поначалу удивленные ее вмешательством в их обязанности и сбитые с толку ее готовностью признавать свои ошибки, вскоре потеплели, видя ее разумный, практичный подход к управлению имением. Но, хотя она и достигла определенного прогресса, не обходилось без недоразумений. Энни постоянно забывалась, импульсивно хватаясь за работу бок о бок с уставшим и медлительным слугой. Она по-прежнему командовала на кухне, невзирая на вялые протесты мадам Плери, и с тех пор боязнь неожиданного появления хозяйки удерживала шеф-повара от шуточек над бедной домоправительницей!
Шестнадцатого июня почти все работы по восстановлению были закончены. Теперь ее время полностью принадлежало ей. Как и в монастыре, основным ее удовольствием оставалось чтение. Каждый день она по привычке вставала на рассвете и, слегка перекусив, отправлялась в какое-нибудь уединенное место на природе, взяв с собой одну из книг своего отца.
Этим утром она рано прервала свое чтение из-за приступа тошноты, а теперь не могла сосредоточиться на ежедневном отчете мадам Плери. Уже не в первый раз на этой неделе у нее были неприятности с желудком.
Она отпустила домоправительницу, попросив, чтобы повар готовил блюда без острых соусов.
Мадам Плери бросила смущенный взгляд в сторону прихожей.
– Вас ждет человек из Парижа.
Энни резко захлопнула веер.
– Как, еще один?
– Да, госпожа.
Филипп упрям, как осел! За последние дни это был уже третий.
– Пусть войдет. – Она села в кресло и заметила, что мадам Плери, впустив гонца, оставила дверь приоткрытой.
На этот раз сюда прибыл офицер, а не просто паж.
Он промаршировал вперед, словно на параде, чеканя шаг начищенными сапогами. Лицо его было знакомым. Она видела этого юного лейтенанта – одного из младших офицеров Филиппа – на свадебной церемонии. Память услужливо подсказала его имя.
– Лейтенант Веркруа! Чем вызвана такая честь?
Явно довольный тем, что она его вспомнила, он поклонился.
– Это мне оказана честь, ваша милость. – Он посуровел, нервно одергивая плащ. – Я привез послание от моего капитана, монсеньора герцога. Она кивнула и протянула руку, чтобы взять записку.
– Хорошо.
Он не шелохнулся, глядя куда-то поверх ее головы.
– Это устное сообщение, ваша милость.
Энни заколебалась. Она точно знала, что за полуоткрытой дверью их подслушивают.
– В таком случае нам лучше пройти в сад. – Она встала.
В глазах офицера промелькнуло восхищение. Он последовал за ней через прихожую на залитую солнцем открытую террасу.
– Какие распоряжения передал мой муж? Должно быть, что-то очень важное, раз их доставил человек вашего ранга.
Лейтенант откашлялся и вытянулся в парадной стойке.
– Его милость, капитан Корбей, почтительно приказывает госпоже герцогине незамедлительно, вместе со мной, вернуться в Париж. Мне даны инструкции сопроводить вас в Тюильри, где вашу милость ожидает герцогиня де Монпансье.
– Что?! – Энни вскочила на ноги. И первые два послания от Филиппа были достаточно неприятны – в резком тоне, далеком от общепринятой учтивости, он требовал, чтобы она уехала из ее мирного и безопасного дома. Посылать же ее в руки его любовницы – это слишком!
Она в раздражении вышагивала взад-вперед. Должно быть, кто-то сообщил, как хорошо ей здесь без него. И он решил наказать ее, свести с ней счеты! Он хочет заставить ее покориться, посылая вооруженного офицера, чтобы отправить ее в Париж прямо к Великой Мадемуазель!
Она повернулась к посланцу и сказала ледяным тоном:
– Очевидно, мой муж мало уважает мой покой, мое мнение и тем более мое достоинство. Не говоря уже о моей безопасности. Теперь, когда войска Конде осадили город, Париж, вероятно, самое опасное место во всей Франции. Я писала об этом мужу и вчера, и позавчера.
Веркруа еще больше подтянулся.
– Бунтовщикам никогда не взять стен Парижа. И никто не посмеет причинить вред королевскому семейству. Но здесь, в этом незащищенном доме, ваша милость подвергается серьезной опасности. Я видел доказательства того, что лагерь мятежников не далее как в двух милях отсюда. Ради безопасности, да и из чувства долга, ваша милость должна позволить мне сопроводить ее в Тюильри.
Энни скорей бы пробежалась голышом по улицам Шевре, чем выполнила это возмутительное приказание. Она заговорила так мягко и ласково, словно просто приглашала его на обед:
– Вот мой ответ. Слушайте внимательно, месье, чтобы не вынуждать меня повторяться. Ни при каких обстоятельствах я не возвращусь в Париж. Я также не приму больше посланий от мужа. Если он хочет еще что-то потребовать, пусть сделает это лично.
Лицо офицера ожесточилось.
– Но, ваша милость…
Она устремила на него надменный взгляд.
– Могу ли я узнать у вас, месье, что вы делаете здесь в то время, как армия мятежников стоит у самых стен столицы? Я немедленно напишу ее величеству о столь вопиюще недопустимом использовании служебного положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114